«Меня считают человеком, который не умеет плакать. Но когда я смотрел фильм, я… нет, не плакал, я — рыдал. Я очень горд за наш народ, который смог столько пережить и вынести. Спасибо и низкий земной поклон создателям этого фильма. А. Сорокин, г. Усть-Баргузин».
Значение киноэпопеи переоценить невозможно. Это не просто фильм о войне, о трагедии, о победе, о величии. Это прежде всего фильм о том, как надо любить Родину.
Во всех буквально письмах «огромная благодарность», «низкий поклон», «фронтовое спасибо» и прочие высокие благодарные слова создателям фильма.
Да, работа была проделана огромная. Были исследованы, отобраны и восстановлены уникальные исторические документы, реставрированы старые фронтовые фотографии и карты, озвучены немые кадры. Было изучено более миллиона метров фронтовой кинохроники, отобраны многочисленные свидетельства иностранных архивов. Все это было глубоко осмыслено с позиции сегодняшнего дня, с позиции исторической правды.
Среди создателей фильма есть незаменимые — 252 фронтовых кинооператора. В дни смертельной для Родины опасности они вели съемки войны от первого её часа и до последнего.
Мы ещё так мало знаем о них, фронтовых кинооператорах. Они снимали самую невиданную войну, но никто не снимал их самих. И написано о них не много. А ведь они тоже были солдатами этой войны. В лютые морозы и в пустынный зной, на земле, на море и в воздухе они шли рядом со смертью долгие дни, месяцы и годы, неся кинокамеру и запас киноплёнки. Сейчас их осталось совсем мало — одиноких часовых, сохранивших живую память о таком далёком и таком недавнем времени. В войну каждый пятый из них погиб. Каждый пятый.
Все они, все, кто пал в боях с кинокамерой в руках, и те, кто дожил до светлого дня победы, — все они поименованы вместе, как солдаты в строю, в заключительном фильме серии «Неизвестный солдат».
На самой страшной из войн все они — живые и мёртвые — сняли почти четыре миллиона метров бесценной плёнки.
«Дорогие товарищи! Я ушел на фронт в шестнадцать лет. Прошёл с боями от Старой Руссы до Кенигсберга. Мой отец, Суворов Пимен Григорьевич, рядовой саперного батальона, погиб под Тернополем. Вы поймёте, что я пережил, когда в фильме «Освобождение Белоруссии» я увидел отца. У нас не осталось ни одной его фотографии (от нашего дома в Прохоровне остался только пепел). В фильме есть эпизод, где саперы наводят мост через реку, два солдата пилят доску. Один стоит спиной к зрителю, другой, усатый, в застёгнутой ушанке, смотрит на пилу. Это мой отец. Я не видел отца с пятнадцати лет и… мне очень трудно писать, хотелось бы иметь его фотографию. Я вас очень прошу, сделайте, пожалуйста, хоть одно фото. Не откажите. Я сам уже дед. Вся моя семья погибла. Сестру, комсомольского секретаря, расстреляли фашисты на глазах матери. Мать недолго пережила её. Отец погиб. С уважением старший лейтенант запаса Михаил Суворов, г. Арсеньев. Приморский край».
«Дорогие товарищи, пишет вам из Калининграда Евгения Жановна Ушаровская. Я сама была фронтовиком, ходила штурманом на судах Черноморского флота и в 1944 году, будучи демобилизованной по ранению, мы, наконец, встретились с мужем: он лётчик, приезжал на отдых. Мы тогда думали, что война идёт на исход и пора иметь наследство. Так родилась дочь.
Уже после дня Победы я получила извещение, что муж мой погиб в боях за Берлин. Так моя дочурка, рождённая в 1945 году, отца своего и не увидела. И фотографии ни одной не осталось, несколько раз за войну мне пришлось тонуть. И море поглотило все.
Я с надеждой смотрела 11-й фильм «Война в воздухе», вот, думаю, может, увижу своего мужа, но фильм закончился. А его все нет. Уже запел Лещенко «День Победы», показали уже праздничные столы, за которыми собрались в тридцатую годовщину Победы, а затем вдруг — что это? — показывают старый кадр: из приземлившегося самолёта выскакивает первый лётчик, затем — второй, снимает шлем, и… это мой муж! Умоляю ради моей дочери и, главное, ради восьмилетнего внука, ну, пришлите, пожалуйста, эту фотографию, ведь можно снять с этого кадра. Я, может, сумасбродно написала, но поймите меня и простите. Мне уже шестьдесят лет. Когда на второй день я внуку и дочери показала живого отца и деда, то внук сказал: «Бабуля, какой же он дед, он же молодой… Я так горько плакала. Да, он остался навек молодым».
Пересеклись, разошлись и более чем через треть века снова сошлись и пересеклись судьбы людей. Читаешь письма, и первое, что пронзает: сколько ещё горя у людей, сколько же ещё слез не выплакано после стольких-то лет тишины! Наверное, эти люди осуждены на горькую память пожизненно.