Одно письмо — особой ценности. Выпускница 1941 года узнала на фотографии, опубликованной в «Известиях», всех учеников предвоенного выпуска. С некоторыми из них пересеклись ее фронтовые дороги (не совсем случайно: многие воевали на Севере). В рассказе о том, кто кем был и какими они были, видится портрет целого поколения, портрет Времени. 30-е годы, 40-е…
Здравствуйте! Пишет Вам та самая Лена ПУЗЫРЕВА, о которой Вы упомянули…
Давно это было, но до сих пор проводы на войну стоят перед глазами. Обычно старались увезти ночью, чтобы меньше реву было, но в те сутки море штормило, с ночи отложили на утро, с утра на дневные часы, сбежался весь поселок, бабы голосили, мужики смахивали слезу, милиция, сцепившись за руки, сдерживала натиск, не давала никому броситься в море, а мы с песней «Последний нонешний денечек гуляю с вами я, друзья…» отчалили от берега в Малой Пирьгубе. Больше суток болтались в штормовом море (норма 8—9 часов для такого бота), пока добрались до Кандалакши, могли утонуть, шли мы автономно. Две группы девушек были вывезены раньше, тоже по отдельности, только ночью. Мы были последней, третьей, группой, больше райкому комсомола мобилизовать было некого, мужчины шли по линии военкомата.
Отец мой с войны вернулся, проживал в Умбе, там и похоронен. До сих пор старушки поминают его добрым словом: первую военную зиму он жил в Умбе и соглашался починять валенки за деньги (другие пайку хлеба требовали). Вашу тетю — Фалю Богомолову — тоже помню. Она была миловидной девушкой, по характеру спокойная. В войну слышала, что ей оторвало ногу, что ранения были смертельными.
Если сохранились Фалины письма, там должен быть номер полевой почты, это помогло бы при запросе о ней.*
Я не сразу решилась Вам написать, но, может быть, Вы еще вернетесь к теме о земляках, и мои воспоминания Вам пригодятся. Я весь класс помню, фотография которого помещена в газете. Фаля во втором ряду третья справа. Учительница Павла Григорьевна Смирнова в первом ряду первая слева. Она была нашей классной руководительницей, когда в 1937 году ее «взяли» и увезли в Архангельск. Мы ее жалели, но хотели, чтобы ее продержали до лета, не хотелось нам географию учить, она очень строгая была. Отпустили ее через месяц или два, мы опять радовались, на географию поднасели. Помню разговоры взрослых о том, что спасло ее участие в революционной деятельности, когда она была гимназисткой, что она при царе в тюрьме сидела за политику. А много лет спустя я узнала, что забирали ее по инициативе «снизу». Уже после войны в соседнем с ней доме умирала женщина, попросила позвать Павлу Григорьевну, повинилась перед ней, что оговорила ее, польстившись на ее мужа и намереваясь прибрать его к рукам (муж Павлы Григорьевны был завхозом в школе). Это мне рассказал Шкрябин Виталий, он после войны учительствовал в Умбе.
На фото Виталий Шкрябин — ученик, сидит впереди рядом с директором Коганом (Коган — пятый справа). В войну я Шкрябина случайно встретила в Мурманске, тогда наши войска наносили очередной удар по немецко-фашистским захватчикам (зима 1944 — 1945 гг.), а он, старший лейтенант, из армии был списан по ранениям и учился на учительских курсах, в группе было 26 девушек, а он один. Позднее он несколько лет жил здесь, во Фрунзе, и мы дружили семьями, военные дни вспоминали часто. Дословно помню одну его фразу: «Ребята, держись! Нас пятеро, но мы — рота!!!» Я спросила, сколько человек было до боя. Он объяснил, что рота была укомплектована полностью, по нормам военного времени — 250 человек.
Умер Шкрябин два года назад в пос. Вольгинский Владимирской области. Он болел давно, и у него к этому времени были полностью удалены желудок с селезенкой и часть двенадцатиперстной кишки, ведь он воевал в блокадном Ленинграде, военные там тоже ели когда съедобное, когда не очень.
В том же поселке проживал упоминаемый Вами учитель Шумилов Алексей Павлович. Он, может быть, туда потому переехал, что там находится детское учреждение (дом ребенка? детдом? интернат?) для детей Мурманской области.
На фото рядом со Шкрябиным Ваня Шумилов, брат этого самого учителя. Ваню в войну я однажды встретила, это было летом 1944 года. Бои шли под Ленинградом, он лежал в соседнем госпитале, мне сообщили, я его навестила. Он мне рассказал, что под ним развалился третий самолет, его при взрыве забросило на дерево. Позднее с четвертым самолетом он погиб.
Я 10-й класс закончила за неделю до войны, училась вместе с Вадимом Закандиным. Вадим не погиб, как считают многие, его после войны видели. В Умбу он не вернулся. В 1937 году его отца направили директором на лесозавод, в том же году «забрали». А мать, кажется, в войну то ли сама выехала, то ли была выслана как жена «врага народа» (Мурманская область в войну была закрытой, въезд запрещен, ненадежные элементы изгонялись).