Напрасно Иван Михайлович успокоился, его повезли в Строгановку, загородную психиатрическую больницу.
А. Ермилов — высокий плотный парень. В разговоре — обаятельный, интеллигентный. «Да, в психбольницу звонил я»,— честно говорит он. (Но ведь прежде долго, категорически отрицал, пока не приперли к стене). «Я взял у Пашукова папку и передал врачам. Там были жалобы на Журавлева за последние месяцы». (Но я-то знаю, что жалобы эти даже не зарегистрированы в милиции). «В больницу позвонить я был вынужден, потому что Журавлев в милиции разбушевался».
В. Круть: «Я ничего не видел. В это время меня вызвал начальник». (Ложь. Прибывший по вызову врач-психиатр А. Савенко показывает: Круть никуда не уходил…)
Слышал я немало обвинений в личной корысти членов правления. Не знаю, у меня доказательств нет. То, что все условия для махинаций они себе создали, — это факт. А был ли у них другой-то выход? Областной совет садоводов, существующий на членские взносы товариществ, превратился в чиновничий аппарат не для садоводов, а над садоводами.
И Советы — раздав землю, посчитали миссию выполненной.
А какой клочок земли можно обустроить без блата?
Тяжело? Да. Но у меня ощущение: постоянная борьба с трудностями правление вполне устраивает. Не было бы трудностей, не было бы и такой безграничной, бесконтрольной власти над коллективом, нет проблем — и все равны. Им Журавлев, Лесик и другие — о деле, а они в ответ — компромат.
«Председателю Киевского райсовета… А сейчас посмотрим, кто такой Журавлев? Участник войны в ее последний год. Инвалидом войны стал не в 1945 году, а в 1960 г. после автодорожного происшествия… На участке работает, как ломовая лошадь, а в город идет с инвалидной палочкой… Создал группу и является ее руководителем…» Автор доноса П. Белозерцев, если помните, — капитан МВД в отставке. Иван Михайлович в оправдание хранит нынешние рентгеновские снимки: левая стопа — 8 осколков, правая — 4 осколка, в левой голени — 4 осколка, позвоночник — один осколок.
Уже и Лесику приходится собирать справки и свидетельства, что в войну он с фашистами заодно не был, наоборот, работал на железной дороге, помогал подпольщикам.
Председатель комиссии партийного контроля при обкоме партии С. Чистов подготовил записку: «О беспринципном реагировании должностных лиц на факты злоупотреблений в садоводческом товариществе «Труд» и преследовании за критику члена КПСС, инвалида войны тов. Журавлева И. М.» В ответ и на Чистова «нашли» компромат: «Имеется факт, требующий проверки…» Чистов, сообщалось далее, приобрел в Киеве мебель и гонял за ней государственную машину — «КамАЗ». Кто же пишет? Все тот же капитан МВД в отставке. Прокуратура проверила — ложь. Белозерцева вызвали в прокуратуру, вынесли предостережение. А что ему, он ведь лишь сигнализирует, а дело других проверять, как того «требует факт».
Вернемся к Журавлеву, оставленному на полпути.
— В приемный покой вошли санитар и санитарка: «Раздевайтесь!» Я сдался, сзади же Ермилов… Таблеток давали штук по двадцать в день, я их все выбрасывал. От уколов, правда, не отвертелся. Отпустили меня в город, к стоматологу. Мне же протез сломали, я есть не мог. Снял мерку, и сразу — в райисполком к Подопригоре, председателю комитета народного контроля. Он уже знал обстановку. Позвонил в милицию. Куда он еще звонил — не знаю, но меня выпустили… Двадцать четыре дня я там пробыл…
При выписке из психиатрической больницы ВКК под председательством главврача Л. Чикуровой дала короткое, уникальное в мировой практике медицинское заключение: «Проведена беседа. Обещает не вмешиваться в действия управления садоводческого товарищества».