Валерий после училища служил в воздушно-десантных войсках, неудачно приземлился с парашютом, разбил ногу и был переведен в мотострелковый полк.
После учебы минуло три года, и Валерий, ротный, мог поступать в одну из военных академий, готовящих командные кадры. Но отказался, вопреки советам отца: учеба не уйдет, а пока — опыта работы маловато.
Позже, в 1978 году, он поступил, была единственная разнарядка на флот, в военный Краснознаменный институт. Учился заочно. Получил диплом переводчика-референта английского языка. Из выпускного курса отобрали их, четверых, для спецкомандировки — военными наблюдателями при ООН. Он мог быть первым нашим морским пехотинцем там. Но заболела жена…
В минувшем году решил поступать в адъюнктуру Военно-политической академии имени Ленина. Но разнарядок для заочников туда не выделяют. Барышев отправился в Москву, зашел в Политуправление ВМФ с просьбой допустить к экзаменам в академию на кафедру военной педагогики. Был допущен и сдал экзамены прекрасно. Строевой офицер — случай редкий.
Человек, прикрой ему глаза, чтобы избавить от сравнений, жизнь свою сочтет удачной. Главное, не знать, что может быть лучше, бывает лучше. Наверное, и Барышеву жилось бы и работалось спокойнее, если бы не памятные ему воздушно-десантные войска. Дивизия была гвардейская, в ней служили еще участники войны. Все было пронизано любовью. В ленкомнатах — уголки славы, аллея Героев дивизии. Приезжали свои ветераны. Многое шло от Главкома, генерала армии Маргелова: ходил в кожаной куртке, пистолет на боку, лицо обожжено — с войны, курил без конца. Те же тельняшки, только береты голубые… Вспоминать — одно расстройство.
Однажды многолетняя идея Барышева чуть не воплотилась. Ходатайство надо было отправить в первых числах декабря, чтобы в начале января все легло на стол министру. Но бумаги продержали до конца декабря, и дело отсрочилось еще на год. Только потом у Барышева мелькнула мысль: не случайно. В одном из писем он рассказал, как есть: «Начальник политотдела тов. Вершинин Е. Т. поддержал наше обращение и поручил пропагандисту тов. Рудницкому А. А. довести его до всех подразделений. Но последний отнесся к поручению с прежним скептицизмом. Мол, ничего не получится, никто этим делом все равно заниматься не будет».
Вскоре после упомянутой директивы министр обороны издал приказ, в котором говорилось о порядке зачисления навечно и почетными солдатами (матросами) в списки воинских частей Героев Советского Союза, полных кавалеров ордена Славы. Цели все те же, постоянные — улучшение работы по воспитанию военнослужащих на революционных и боевых традициях.
И тут, надо же, как раз подоспел в одном из журналов рассказ о своей жизни морского пехотинца из Херсона Павла Христофоровича Дубинды. И Золотой Звездой он награжден, и орденами Славы всех трех степеней. Таких на всю страну — четверо!
Тяжелый, в общем, рассказ. В Камышовой бухте под Севастополем попал в плен, еще и повоевать толком не успел. Бежал из плена в 1944-м. Собственно, воевал один год и за этот год — в рукопашных, в невероятных передрягах заслужил все награды. В конце войны был тяжело ранен. Уже и война кончилась, уже июнь подходил к концу, а он лежал в Москве, в госпитале без единой награды. Потом в палату вошли сестры с цветами, врач, поздравили с присвоением звания Героя. Его перевели в отдельную палату. Осенью сорок шестого жил у себя в селе, работал на катерке. Вызывают вдруг в военкомат, вручают орден Богдана Хмельницкого III степени. И орден Славы I степени.
— Первая степень «Славы» без третьей и второй не выдается, — сказал военком, — как так…
— Были… потерял в бою.
Запросили архив: точно, награжден.
Павел Христофорович попытался восстановиться в партии. Он был уже при всех наградах, когда на бюро райкома партии первый секретарь сказал ему: «Там, в Камышовой бухте, ты обязан был застрелиться. Пленный не может быть членом партии».
С тех пор, с 1947 года, он больше заявлений не писал.
Сейчас Павел Христофорович на пенсии, уже несколько лет каждый день он начинает с двух уколов, перед сном — тоже уколы.
Барышев написал старому моряку ободряющее письмо, попросил разрешения приехать. В январе 1985 года он собрался в отпуск, попросил матросов подготовить для Дубинды флотские сувениры. «Я расскажу о вас и от вашего имени вручу». Поднялся старший матрос Сергей Федоров: «У меня тоже отпуск…»
— Я его отговаривал. У него же семья — мать, жена, ребенок. Мне, говорю, из дома, из Сочи, до Херсона недалеко, а тебе будет накладно — из Чебоксар. И отпуск у меня большой, а у тебя — 10 суток плюс дорога. Он — ни в какую: с вами, и все. Он из Чебоксар сначала ко мне в Сочи прилетел, три дня у меня пожил, я ему город показал. Потом — вперед! Прилетели к вечеру — в Херсоне дождь, грязь. Заходим в дом, встречает нас жена: он — в больнице. Мы — такси и туда. В палату входим — пусто. Потом входит Павел Христофорович, он ужинал. Мы встали, отдали честь… Вручили ему полный комплект формы современного морского пехотинца. Он разволновался, расстроился. Правда, форма оказалась великоватой, он же на снимке-то в журнале крепкий, здоровый. Еще фотографии лучших наших матросов вручили. Просидели до отбоя. Он, конечно, дал согласие на зачисление к нам почетным матросом…