Они знают, видимо, что-то главное, чего не знаю я.
Через несколько недель и мне выпало стать их коллегой. Через старый коридор пятого этажа я шел к соседям — в экономический отдел, большая комната окнами на площадь была полна — разноголосица, гул; в сторонке, у стены, руководитель отдела убеждал собеседника:
— Ну, может быть, попробуете все-таки? А?
— Да нет. Нет, не получается.
Собеседник отвечал как-то застенчиво, мягко, растягивая слова. Ему объясняли, как можно повернуть материал, тут, кажется, и практикант мог понять.
— Не-ет,— снова виновато отвечал собеседник,— не-ет. Для «Недели», может быть, и вытяну, а для вас — нет!
Это меня и успокоило. И здесь не все всё умеют. К тому же непонятливый автор был постарше раза, может, в полтора.
— Кто это? — спросил я тихо у ребят.
— Аграновский!
Этому без малого двадцать лет…
Да, была середина шестидесятых годов, счастливейших в его жизни, и талант, и силы, и жизнь казались бесконечны. Уже написаны были «Письма из Казанского университета», «Столкновение», «Официант», уже прогремело только что «Открытие доктора Федорова!». Впереди были «Письма из Венгрии», «Вишневый сад», впереди было — «Бессмертие»… Бесконечность.
«Не получается» — первое слово, которое я услышал от него. В лучшую пору, в звездный час.
Сегодня, сейчас, когда Аграновского не стало, мы говорим — преждевременно. Это так. Даже если бы ему было не шестьдесят два, а много больше — да сколько бы ни было, все равно мы бы сказали — преждевременно. Потому что заменить его некем.
Вот строки из его последней законченной работы, совсем небольшой, эта миниатюра предназначалась для будущего известинского музея:
«Отец мой А. Д. Аграновский родился в 1896 году. Из гимназии пошел вольноопределяющимся на фронт, был в кавалерии, ранен, хромал потом всю жизнь. В гражданскую войну — комиссар госпиталей Южного фронта. Слышал от В. Регинина историю о том, как вовлекли отца из медицины в журналистику.
— Мы тогда,— рассказывал Василий Николаевич,— ехали из Москвы в Николаев на судебный процесс. Ну, в Харькове занемог Демьян Бедный, наш салон-вагон отцепили, вызвали врача, и пришел с саквояжиком молодой человек. Дал порошки, разговорились. Оказалось, пробует писать. Демьяну очень пришелся по душе: «Махнем с нами!». Он сбегал позвонить жене, чтоб не волновалась с малышом. С вами, значит».
Их часто путали. В том далеком 1951 году, когда не стало Аграновского-отца, вышла первая книга Аграновского-сына. В одной из рецензий написали: «Автор книги — недавно умерший талантливый советский журналист».
Последний раз их перепутали десять лет спустя.
Зимой 1928 года Абрам Аграновский приехал в глухую алтайскую деревушку. Здесь, на краю света, старики и молодые, собираясь вечерами в клубе, читали вслух Пушкина, Есенина, Мольера, Ибсена, Метерлинка. «Белинские в лаптях» — назвал их журналист. Местный учитель Андриан Топоров не только устраивал читки, он организовал народный театр, два оркестра. Сам Топоров вместе с сельским жителем Степаном Титовым играли дуэтом на скрипках Чайковского, Бетховена, Глинку.
Журналист приехал заступиться: учителя травили. Как раз в день приезда местная газета писала о Топорове: «Барин, который не может забыть старого. Хитрый классовый враг…».
Фельетон Абрама Аграновского был опубликован в «Известиях» в годовщину революции — 7 ноября 1928 года.
«Творить революцию в окружении головотяпов чертовски трудно, — писал журналист, — потому что героев окружают завистники, потому что невежество и бюрократизм не терпят ничего смелого, революционного, живого».
Треть века спустя взлетел наш второй космонавт — Герман Степанович Титов, и уже Аграновский младший отправился к Степану Титову, отцу космонавта, который играл когда-то с Топоровым дуэтом на скрипках. Встретился Анатолий и с клеветником. Старик был удивлен, что Топоров еще жив. «Статейкой вашей вы, товарищ Аграновский, нам, старым борцам, плюнули в душу».
Очерк, который достался ему как бы в наследство, Аграновский-сын закончил так: «Меня часто путали с отцом, который был мне учителем и самым большим другом, но никогда еще, пожалуй, я не ощущал с такой ясностью, что стал продолжателем дела отца!»
А с Топоровым они подружились. Анатолий Абрамович больше полугода редактировал его рукопись, помог издать книгу: «Я — учитель».
Много минуло времени. Читатели давно уже не путают Аграновских. Они знают, помнят, чтят и отца, и сына. Когда скончался Аграновский-младший, в «Известия» пришло множество писем и телеграмм: