«Мне кажется, что это от меня лично ушел из жизни родной, очень близкий человек. Он прожил прекрасную жизнь, эстафету, взятую из рук отца, пронес блистательно, честно. Если доживу до зимы, то будет ровно 60 лет, как я читаю «Известия». В. Клименкова, г. Киев». «Потрясен вестью о кончине виднейшего писателя, моего неизменного друга, мудрого наставника, благодетеля Анатолия Абрамовича, неутешно скорблю».
Кто же назвал его «мудрым наставником»? Андриан Топоров, который был старше, чем старший Аграновский.
Старый просветитель, может быть, и не знает, что Аграновский-старший, уберегший его от худшей участи, себя от той же клеветы не уберег. В 1937-м пятнадцатилетний Толя остался вдвоем с младшим братом. В 1942 году Абрам Давыдович Аграновский был полностью реабилитирован и восстановлен в партии.
Журналистика — не чистописание. Я говорю, конечно, о честном таланте.
В 1960 году, в мае, Анатолий Аграновский опубликовал в «Известиях» свои первые очерки — «Письма из Казанского университета». В ответ получил письмо от провинциального доктора Федорова из Чебоксар: тот сделал уникальную операцию — вживил искусственный хрусталик в глаз девочки, вернул ей зрение, и врача после этого… затравили. Ситуация, не правда ли, схожая с той, что была у Аграновского-старшего с Топоровым, только здесь человека еще уволили с работы. Вмешиваться в это специалисты Аграновскому не советовали: надо ждать отдаленных результатов операции. Сколько? Пять лет. Журналист соглашается. Но еще задолго до первой строки он борется за Федорова, ведет с министерством переговоры. Врача восстанавливают на работе.
Поступки, конкретные, практические, порою выше самой светлой мысли и самой умной строки. Самая передовая мысль, самая светлая строка завянут без поступков, без действия.
Аграновский писал о Федорове дважды. Собирался вернуться к нему в третий раз. Он ведь писал не просто о человеке, он двигал дело.
О своих героях он говорил: «Незаменимые». И расшифровывал: «Незаменимые — это всегда люди долга».
Они ему родня — его незаменимые.
Зарабатывать свой хлеб Аграновский начал с пятнадцати лет. Даже когда учился в педагогическом институте (по образованию он — историк, военная специальность — авиационный штурман), даже когда учился — работал: художником-мультипликатором на киностудии, помощником кинооператора, ретушером в издательстве. В 1947 году пришел в одну из центральных газет — репортер, литсотрудник, зам. зав. отделом.
В начале 1951 года по отделу прошла ошибка, виноват оказался один из старейших журналистов газеты. Молодой Аграновский берет вину на себя, не часть, не долю — всю целиком. В его трудовой книжке появляется запись: «Освобожден от работы в редакции… за обывательское отношение к своим обязанностям».
Через три года газета приглашает его обратно. Подбирали коллектив не только по профессиональным качествам, но и по человеческим. Шел 1954 год. В это время начался творческий взлет Аграновского. Он получает премию Союза журналистов СССР, вступает в Союз писателей.
Вот принципы публицистики, которые он вывел.
«Лучшие выступления рождаются, когда писатель мог бы воскликнуть: «Не могу молчать!». Худшие — когда: «Могу молчать». Я верю автору, если чувствую: его волнует то, о чем он пишет. …Мы подчас не убеждаем, а декларируем, не доказываем, а утверждаем. Особенно в очерках, воспевающих наши достижения».
Отчего истины, самые верные, самые нужные, звучат иногда как показные, парадные, повисают в воздухе и растворяются, не оставив следа: ни уму, ни сердцу? Еще хуже — вызывают порой раздражение. Мешает стертость слов, употребление их не по поводу.
Посмотрите, как ведет Аграновский читателя от простого к сложному! «Пустырь». Обыкновенный пустырь перед домом. Сколько людей прошло мимо — тысячи, сотни тысяч? А журналист остановился. «Что тут у вас будет?» — спросил он Едоковых, с балкона которых как раз открывался вид на пустырь. «Дом будут строить. Для начальства». — «Точно знаете?» — «Говорят».
Проверил, оказалось — нет. Тут будет зеленая зона.
Жители дома знают, что происходит во Вьетнаме, что творится на Ближнем Востоке. А что перед домом — не знают. Почему? Нужна гласность. И тогда, когда строятся планы, и обязательно тогда, когда что-то сорвалось, не удалось.
«Нужна обыкновенная информация о жизни. Она должна быть всеобъемлющей, потому что глупо таить от людей то, чего скрыть все равно невозможно. Она должна быть своевременной, потому что грош цена информации, если она ковыляет позади событий, если обнародована, когда уж, как говорится, подопрет. …Вы понимаете, конечно, что разговор у нас давно уже не только и не просто о налаживании информации. Речь идет о развитии демократизма, об истинном уважении к людям, о необходимости знать их запросы, прислушиваться к ним, учитывать их».