Истина — расхожая, но журналист привел к ней читателя свободно, не под руки.
Воздействовать на ум труднее, чем на чувство. Это он умел.
СТАНИСЛАВ КОНДРАШОВ, ПОЛИТИЧЕСКИЙ ОБОЗРЕВАТЕЛЬ «ИЗВЕСТИЙ»: «Аграновский зорко всматривался, чутко вслушивался — и глубоко вдумывался — в жизнь. У него было непревзойденное умение (искусство! талант!) в отдельном человеке и его судьбе, в обстоятельствах, в которые человек поставлен, увидеть срез общества, подлинную серьезную проблему. В этом и было его предназначение: вдумываясь в жизнь, идти впереди, словом своим указывая и доказывая, чему жить и чему пора уходить с общественной сцены. Славный и нелегкий жребий».
МАРК ГАЛЛАЙ, ЛЕТЧИК-ИСПЫТАТЕЛЬ, ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА: «Смелость бывает разная. И, я думаю, одна из высших ее форм — смелость мысли. Умение безбоязненно доводить свои размышления до конца, не пугаясь, что они заводят куда-то «не туда», приводят к чему-то, что «не полагается». Подобные тормоза на него не действовали. И эта — повторяю, высшая — смелость вознаграждалась теми самыми новыми, свежими, нестандартными результатами. Новая инициатива, новый почин — мы так привыкни, что это хорошо. Оказывается — не всегда («Несостоявшийся почин»). Красная доска — ясное, казалось бы, дело, что на ней лучшие работники. Оказывается — не совсем, полезно еще посмотреть ведомость на зарплату («С чего начинается качество»). Обслуживающие обслуживают — обслуживаемые обслуживаются, вроде бы аксиома. Аграновский отыскивает официанта, который высказывает мнение (а журналист не пропускает его мимо), что «все мы друг другу служим» («Официант»).
Л. Н. ТОЛКУНОВ, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ СОВЕТА СОЮЗА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР, БЫВШИЙ ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР «ИЗВЕСТИЙ»: «С ним было интересно работать. Он стремился докопаться до сути самой сложной сейчас проблемы развития и управления экономики. Он был вровень с любым, самым крупным хозяйственником, с любым специалистом, с которым беседовал. Он заставлял читателя размышлять вместе с ним и вместе с ним делать выводы — это высший класс публицистики».
Талант — дар обременительный. Что нужно, чтобы талант расцвел или хотя бы не завял? Многое. Но главное: талантливому журналисту нужен хороший редактор. Легко ли в газете главному редактору со спецкором Аграновским? Судите сами. Ему дают задание писать о том, что недопустимо руководить кафедрами людям без ученых степеней. А он вдруг, сойдясь с героем, пишет об истинном ученом, которому нет времени формально защищать свои отличия («Тема блистательно лопнула»). Пьяный тракторист разворотил рельсы, машинист поезда героически спас пятьсот душ, а сам погиб. Задание Аграновскому сформулировали конкретно, как новичку: вы должны написать такой очерк, чтобы во всех депо повесили портрет героя-машиниста. Такой очерк в итоге появился, но автором его был не Аграновский (машинист увидел развороченные рельсы, перед его мысленным взором промелькнула собственная жизнь, и он не мог допустить, чтобы… и т. д. То есть сознательно пошел на смерть, спасая людей).
А что же Аграновский? Он на паровозе проехал тот же перегон, засек время секундомером, и чудом уцелевший помощник подтвердил ему, что выпрыгнуть машинист все равно бы «не управился». «И если бы я написал: «Перед его мысленным взором…» — я обманул бы дантистов, домашних хозяек, колхозников, но тех путейцев, которые должны были в каждом депо повесить портрет машиниста, — нет, не обманул бы».
Но все-таки был ли подвиг? Был. «Всей своей жизнью машинист был подготовлен к подвигу в высшем понимании этого слова: человек делает то, что он должен делать, несмотря ни на что. Ему не надо было размышлять, взвешивать — он выполнял свой долг».
Обычно журналист чувствует себя именинником, когда удачная статья напечатана. Он чувствовал себя именинником, когда еще только появлялась идея. Мысль, главное — есть мысль, он уже предчувствовал итог. Приезжал в редакцию, обходил кабинеты:
— Как думаешь, а если?
Строки давались ему до изнурения трудно. Он вынашивал, выхаживал, холил тему неделями, иногда месяцами. Талант — дар обременительный прежде всего для самого себя: редакция уже жила ожиданием праздника, хотя не написано было еще ни единой строки.