Весь день 3 марта под проливным дождем копали нишу, готовили бомбу к взрыву.
Все отдыхающие были выселены из санатория. Все окна и двери в корпусах по распоряжению лейтенанта были открыты для целости и сохранности. Один лишь заведующий клубом улыбнулся снисходительно. «Ты еще молод, лейтенант, а я войну прошел. Мои окна далеко, не волнуйся».
Ильин доложил директору санатория.
— Пусть, — сказал директор лейтенанту, — сам потом вставит.
Все прошло как по писаному, после сильнейшего взрыва ничто не повредилось. Кроме, конечно, клуба — там не уцелело ни одно стеклышко.
Вторую бомбу увезли в ущелье и взорвали там.
4 марта к шестнадцати ноль-ноль все было закончено, саперы вернулись в санаторий оформить акт о проделанной работе. Проза, бухгалтерская отчетность: обезврежены две бомбы такой-то марки. С точностью до грамма перечисляется израсходованная взрывчатка. И все.
Пребеспокойнейшую себе выбрал долю Леонид Ильин. Заявки военкоматов на разминирование поступали почти каждый день и с разных концов Краснодарского края. Удивительного тут мало: бои в этих местах шли жестокие. Лейтенанта поднимали среди ночи, вызывали из театра во время спектакля, уводили с танцевального вечера в Доме офицеров…
Как-то на Таманском полуострове, где он «выполнил заявки» сразу нескольких военкоматов, Ильин после долгих многотрудных дней и бессонных ночей сидел перед отъездом в кабинете директора совхоза и оформлял свои акты. Неожиданно вошел парень и сообщил, что в доме у одной старушки под полом лежит бомба. «Ей не приснилось?» — спросил директор.
Ильин отправился вместе с испытанным своим другом литовцем Юргасом Навицкасом.
Женщина жила одна, и дом был ее единственным богатством. Она плакала и говорила, что всю жизнь думала об этой бомбе, но скрывала, боялась, что дом разрушат. А к старости вот за жизнь свою стала бояться.
Копали под домом целый день, ничего не нашли, и, когда уже собрались было уходить, Навицкас обнаружил едва заметный канал. Оказалось, бомба, пробив крышу и пол, упала в землю, изменила направление и вышла в огород.
Бомба оказалась с часовым механизмом, взрывать можно было только на месте. Но жалко было старушкину избу, кроме того, все это происходило в самом центре станицы, и от нее тоже мало что могло уцелеть. Леонид и Юргас решили рискнуть — вывезти и взорвать ее в ближайшем карьере.
Навицкас вел машину, а Ильин сидел в кузове и «прослушивал» бомбу. Когда миновали станицу и выехали на полевую дорогу, лейтенант вдруг услышал, что заработали часы. Лоб его стал мокрым и холодным, до карьера оставалось еще около километра. Выскакивать из машины? Он нагнулся и через окно кабины закричал Навицкасу: «Гони!». Шея и лицо Юргаса мгновенно покрылись красными пятнами. Еще Ильин увидел, как вспотели руки Юргаса, крупные, мясистые.
Часы шли уже три минуты. Лейтенант решил почему-то, что раньше чем через пять минут часовой механизм не сработает. По дороге он уже открыл борт, отодвинул мешки с песком. Навицкас мастерски развернулся у оврага, они сбросили бомбу и быстро отъехали.
Прошел час, другой. На исходе третьего, уже под вечер, приехал парень, тот самый, который сообщил о бомбе, он привез хлеба и молока. Оба не ели весь день. И когда стали пить молоко, окрестность потряс взрыв. Часовой механизм был рассчитан на три часа.
Неожиданности, впрочем, коль зашла о них речь, связаны были не только с чрезвычайными нежданными вызовами, особыми секретами взрывателей-ловушек, незнакомыми системами мин и т. д. Непредвиденные случаи были и не связанные прямо с его основной работой. Один раз взрывали снаряды, и обнаружился ров с останками погибших советских бойцов. Личность одного из погибших удалось установить, нашли пластмассовую коробочку, в ней документы на имя старшего лейтенанта Кузнецова. Еще в коробочке были часы, 30 рублей денег одной банкнотой и два патрона из пистолета «ТТ».
Из сотен тысяч без вести пропавших на одного стало меньше.
Вряд ли можно найти человека, который бы никогда в жизни не ошибался. Ошибался и Ильин. Было дело. Дважды. А как же поговорка насчет того, что саперы ошибаются только один раз? Возможно, это были оплошности, а не грубые ошибки. А может быть, действительно в рубашке родился?
Как-то поднятую из воды торпеду он отвез в укромное место на Малой земле, где уже было собрано около сотни разных мин и снарядов. Положил заряд-детонатор, поджег шнур, все сделал вроде бы «по науке». Отъехал метров за пятьсот, стал ждать. Когда прогремел взрыв, он увидел, как из-за деревьев прямо на него с шумом и гудением несется огненная торпеда. Он отскочил, рванулся в сторону, торпеда изменила направление и уже почти настигла его. Он упал в ров, а огненный смерч, зацепив рядом дерево, снова изменил направление и врезался в скалу. После оглушительного грохота он еще долго лежал, осыпанный пылью и камнями, тело болело, пропала речь.