Несмотря на потери, вначале все шло по плану: успех предопределили внезапность нападения, прекрасное знание всех лабиринтов городских улиц и переулков. Экипажи судов поддерживали атакующих мощным, прицельным огнем.
Немного сохранилось свидетельств, каждое бесценно.
Командир роты Н. Шевченко:
«Из-за каменного забора гитлеровцы вели сильный огонь. Мой ординарец Борис Денисенко подполз вплотную к фашистам и бросил гранату. Мы атаковали. Меня ранило в ногу. Подавив немцев, пошли дальше. По дороге встретили группу конников, которых атаковали с ходу. Около насыпи наткнулись на артиллерийскую батарею, захватили ее. Меня ранило еще раз — уже в правое плечо, рука повисла. Потеряв много крови (в сапоге чавкала кровь), я двигался с трудом».
Враг, опомнившись, подтягивает силы из нового города. Вот уже остановлена у курортной поликлиники рота Шевченко. Вот уже остановлены и чекисты Литовчука.
А. Лаврухин, пулеметчик:
«Мы подошли к гестапо с четырех сторон, послышался лай собак. Нас встретил огонь из дзотов. «Полундра, вперед!» Моряки кинулись на ворота, тут же и повисли, убитые».
Так они дрались, врукопашную, отбирая пяди и крохи. К десяти часам утра весь старый город был в их руках. Хотя к этому времени враг уже имел более чем пятикратный перевес в живой силе и подавляющее превосходство в технике.
То есть моряки дрались один против пятерых.
Восстанавливая сейчас до часов, до минут, до каждой человеческой жизни все то, что произошло в начале 1942 года на евпаторийском берегу, я думаю: может быть, когда-нибудь и всю войну, от первой ее минуты и до последней, восстановят — по крохам, по эпизодам, по каждому метру отданной, а потом возвращенной земли; и не будут забыты или утрачены ни одно мгновение войны, ни одна живая душа, ни одна судьба. Ведь это такое нравственное наследие, такое наше духовное богатство!
Я знаю, это невозможно.
А все-таки на их улице праздник был.
«Наша рота пошла влево по берегу, через какой-то сквер. Попали во двор, где находилось много женщин и детей, они буквально повисли на бойцах, целуя нас».
(Н. Шевченко).
В гостинице «Крым» расположился штаб батальона во главе с капитаном Бузиновым. Уже увидели в городе и, конечно, сразу узнали двухметрового гиганта, председателя горисполкома Цыпкина. И он узнавал людей, кричал женщинам:
— Девочки, мы вам свежие газеты привезли!
На улице Красноармейской жила (и ныне здравствует) Анна Васильевна Пампу. Она помчалась (именно помчалась — город освобождают!) на пристань.
«Там я взяла подводу, повезла тяжелораненых в госпиталь. Стала помогать: подушку поправить, с ложечки покормить. Харчи у моряков свои. Ну, правда, очень тяжелые были моряки, у двоих челюсти снесены. Мне командир потом сказал: иди домой, а завтра с утра приходи. Я уже слышала от раненых, что завтра второй десант будет — главный…»
В. Дунайцев, пулеметчик:
«Я попал в больницу, меня ранил в голову снайпер. На предложение лечь в постель я отказался и пошел вниз. Враг был уже на подступах к больнице…».
Крупно повезло пулеметчику, что не остался в госпитале.
В Евпаторию мчался на автомашинах 105-й гитлеровский пехотный полк 72-й дивизии. Но еще до его прибытия в бой с десантом вступили 22-й разведывательный и 70-й саперный батальоны и несколько артиллерийских батарей. Они стали отрезать десантников от моря. С соседнего аэродрома Саки поднялись в воздух 20 немецких «юнкерсов».
Моряки яростно отбивались, пытаясь удержать Пассажирскую и Товарную пристани, чтобы мог высадиться второй эшелон десанта. В 10 часов утра Бойко отправил радиограмму: «Положение угрожающее, требуется немедленная помощь людьми, авиацией, кораблями». В 11 часов Бойко сообщил: «Радиосвязи с батальоном нет». Из гостиницы «Крым» штаб батальона во главе с Бузиновым пытался наладить связь между ротами.
На моряков надвигалась огромная, жестокая, слепая сила. На улице Интернациональной против нашей танкетки немцы выстроили… евпаторийских женщин, стариков и детей.
Ф. Снятовская (ей было тогда семнадцать лет):
«Перед этим фашисты выгнали всех из дома. Мужчин заставили тянуть пулеметы. Один отказался, и ему тут же кинжалом отрезали по четыре пальца на каждой руке, связали руки назад и приказали идти, куда хочет. Кровь струилась следом. Когда появился наш броневик и гитлеровцы поставили нас впереди себя, люди стали кричать, плакать».