- Что за чертовщина? - он затряс руками в попытке скинуть морок, но ничего не исчезало, лишь луна спряталась за облаками, погружая маленькую комнатку в темноту. Трэй посмотрел на беззвездное небо, а когда луна снова вышла из-за туч, почувствовал, что в комнате он уже не один. Резко обернувшись, он втянул воздух в немом крике - на него смотрел тот самый грязный дед. Его щербатая улыбка была совсем не дружелюбной, а вместо хороших зубов изо рта торчали острые гнилые зубцы.
- Панамку-то мою забыл, - держа грязную вещь иссушенными пальцами. - Нехорошо-о, - протянул хрипло, а потом как шлепнул ей по лицу парня. Берил скривился и упал в ноги старику, не чувствуя конечностей.
- Хочешь вернуть себе нормальное тело, выполни желание соломенной панамы, - и расхохотался. Трэй зажмурился, а когда распахнул глаза, в комнате опять было пусто, лишь проклятая панама лежала на полу.
Парень сел, скрестив ноги, и уставился на гнилую ветошь, борясь с желанием сжечь ее прямо на деревянных досках чердака.
- Что тебе от меня надо? - в сердцах бросил Берил, уже смирившись со своим плачевным положением. Панама молчала, как и положено головному убору, а Трэй, измученный открытиями ночи, заснул прямо так, сидя. С утра же его ждали затекшие нормальные человеческие конечности и послание - на заляпанной свечным воском столешнице было выжжено три слова: «собери семь кинжалов». Он стоял около стола на коленях и впервые в жизни плакал.
Сколько было воришек в Вересе?!
А во всех Южных Землях?!
А наказание получил только он!
Пояснять, что за кинжалы ему было не нужно - все знали про семь рубиновых кинжалов Варуна, только никто их не видел вживую.
Вот и начались тяжелые времена для вора: днем он рыскал, где мог, в поисках древнего оружия, воровал для пропитания, а ночами прятался в сырых норах, да лачугах без единой свечи, чтобы даже ненароком себя не поджечь и благодарил духа за щедрый подарок, что позволил при свете дня быть человеком.
Так он существовал семь декад.
- Это кинжал, который ты искал. Отдаю с одним условием - больше в моем городе не появляйся! Собирай свои монетки в другом месте. - Рослый мужчина, что служил в охране местного наместника, излишней агрессии к Трэю не проявлял, но и не мог позволить, чтобы известный вор «Нумезмат» оставался в приморском городке. - Вечером отчаливает «Желанная», садись на нее и плыви до Зеркальных скал, здесь больше не появляйся, иначе казню.
И ведь не врал. Берил от воровства перешел к заказам на убийства. И хоть было это дело опасным и скверным, но от перспективы получить свой мешок золота за одну ночь или как сегодня, такую необходимую вещь, отказаться уже не мог, невмоготу было соломенное тело по ночам.
- Я услышал тебя, Тацит. Сегодня я покину твой город. Здравия тебе желаю, да всей твоей семье.
И разошлись тихо, каждый в свою сторону. Заказчик и наемник.
На борт «Желанной» за пару золотых Трэя пустили быстро, выделив тому койку в каютах на верхней палубе. Он мог и обмануть Тацита, купив лошадь и поскакав в сторону плодородных склонов Эмилии, там-то можно было подзаработать и честным трудом, у аграриев всегда была работа, но раз мужчина указал на корабль, то, значит, будет здесь доносчик, а казнить Тацит мог и на поле. Проткнуть копьем, как чумного, или отрубить голову серпом, одолжив его у местного фермера.
Самым правильным было послушать совета, к тому же ночевка на корабле для его соломенного тела была относительно безопасна, а шесть собранных кинжалов грели душу и давали надежду, что он сможет избавиться как от проклятья, так и соломенной панамы, которую приходилось носить с собой.
Трэй не учел только одного - на корабле тоже были воришки. Маленькая ручка умело юркнула внутрь повешенного плаща у соседней койки, но хозяин среагировал моментально, схватив конечность и заголосив о своей находке на все помещение. Быстро зажглись свечи и лампы на фитиле, послышалось злое мужицкое ворчание, и Трэй уже не смог притворяться спящим, присоединившись к остальным.
Мужчина держал тощего мальчишку, больно заломив тому руку и крыл все, что видел, отборным матом. Ясно было, что ему либо отрежут руку, либо кинут за борт. Мальчишка не вырывался, понуро опустив голову и понимая, что учесть его неизбежна. И от этой безнадежности, сквозившей во всей напряженной позе воришки, у Трэя Берила заныло внутри, будто резали его по живой плоти, хотя сейчас он весь был из соломы - детство в Аквитане все-таки напомнило о себе, не давая быть безучастным.