Некоторые теперь над моим рассказом смеются. Их бы в тот момент на мое место, сразу бы веселье отбило. За полчаса тревоги корабль в зверинец превратился. Отовсюду лезла всякая размороженная пакость, вопли по коридорам разносились, душу леденящие, все смешалось, и если чего и не хватало для полного счастья, так это живоглота проснувшегося.
Но ему мы проснуться не дали.
Именно тут сказался многократный запас прочности, о котором я в начале говорил. Половина экипажа оказалась отрезанной и буквально замурованной в районе кают-компании из-за того, что вырвавшиеся на свободу личинки шелкопряда безумного стремительно сожрали все синтетические коврики в коридорах и каютах и затем, перед окукливанием, наглухо заплели проходы в носовую часть корабля. Но нам хватило оставшихся, потому что в экипаж включается, как правило, втрое больше народа, чем это необходимо для работы. Один из рылороев, как впоследствии оказалось, забрался прямо в распределительный щит в реакторном отсеке и полакомился там медными проводами. Но щит-то этот уже три месяца, как был отключен из-за неисправности, ток шел по временным, проложенным прямо по полу кабелям, и мы лишь потом, приводя корабль в исправность на базе, заметили учиненный рылороем погром. Наш штурман, который в продолжение всей тревоги усердно отмывался от сажи и ни о чем не подозревал, выйдя из душевой тут же вляпался в один из плевков слюнтяя клеящего да так и не смог отклеиться до следующего утра, когда его, наконец, обнаружили. Но мы прекрасно обошлись без штурмана, как постоянно обходились без него раньше, когда он навеселе возвращался из очередного космопорта. Червекактус благовонный забрался в главный фильтр системы вентиляции, и, работай эта система, как минимум половина экипажа отдала бы концы. Ну а экзофаг благодушный, так тот вообще нам очень помог: забросил свой желудок через канализацию на камбуз и проглотил кока, при спасении которого мы извлекли заодно больше сотни банок припрятанных им консервов. Я, правда, здорово перепугался: успей экзофаг переварить кока, как бы я доказал, что тот погиб на посту, а не отстал от корабля на какой-нибудь райской планете, привлеченный чуждыми нам соблазнами? Но это так, к слову.
Короче, ничто не могло вывести наш корабль окончательно из строя, экипаж держался и был готов держаться и дальше, так как у нас имелся достаточный запас прочности для противостояния любому из элингорских гадов. Любому, кроме живоглота ненасытного. Вырвись он на свободу — и мы бы не устояли.
Чего мы только ни делали, чтобы не дать живоглоту проснуться! Отреставрированная холодильная установка в трюме, разумеется, вышла из строя после повторного включения энергии, и запустить ее так и не удалось до самого конца рейса. Кто-то предложил было выбросить контейнер за борт — терять-то все равно было нечего — но он так прочно заклинился поперек трюма, что в результате всех наших попыток сдвинуть этот огромный ящик за борт вылетела передвижная лебедка вместе с двумя членами экипажа. Эти двое сумели как-то забраться обратно, а вот лебедка сгинула без следа, хотя для корабля был бы предпочтительнее обратный вариант. Между тем, пока мы безуспешно пытались сдвинуть контейнер, кто-то из стажеров надумал — без моего ведома, конечно, — прорезать борт плазменным резаком. К счастью, наружу выбраться ему не удалось — выходные шлюзы были заблокированы невероятно раздувшимся водохлебом болотным, который добрался-таки до танков с водой, так что нам до конца рейса пришлось добывать воду путем дистилляции скромных запасов спиртного, имевшихся на борту…
И тут, заглянув в лоцию, я понял, что спасение совсем рядом: всего в нескольких часах полета лежала планета такая — Желобина. Населяет ее жулье, известное и на противоположном конце Галактики, и оно-то нам и требовалось. С давних времен была у меня припрятана штуковина такая: стирающая резинка называется. На Земле как-то достал у одного коллекционера. Поколдовал я с ней немного над документами на злополучный контейнер, и получилось, будто бы с самого начала был он адресован как раз желобинцам. Потом связался с их космодромом, совершил посадку, выгрузил контейнер и ходу. Кое-что по мелочи они, конечно, успели-таки во время разгрузки у нас стащить, но это было уже несущественно. Главное, от опасного груза мы избавились и до базы дотянуть сумели.
Там, само-собой, шуму было много. Комиссии всякие понаехали, проверяли-перепроверяли, но в конце концов весь наш погибший груз благополучно списали. Да хоть десять звездолетов пропади. Хоть сто. Им же не привыкать. Тем более — между нами говоря — они по случаю и еще кое-что списали.