— Пси? Что это такое?
— Это — дар Тлагмаха, — ответила она и замолчала. Потом встала, вышла из комнаты и вернулась через пару минут, держа в руках небольшой тазик. Она поставила его у изголовья, обмакнула туда какую-то тряпицу и, отжав ее, стала вытирать монаху сначала лицо, потом, откинув одеяло, плечи, грудь, руки. Вода с уксусом приятно холодила тело, и на какое-то время он забылся, впитывая в себя это ощущение. Только когда она закончила свою работу и снова накрыла его одеялом, он вспомнил, о чем они говорили.
— Тлагмах, — произнес он, пробуя на слух незнакомое имя. — Кто это — Тлагмах?
— Это слишком долго объяснять, монах. Как-нибудь я расскажу тебе о нем. Спи, — и она вышла из комнаты, прикрыв за собою дверь.
Так или почти так происходили события, оказавшие впоследствии столь огромное влияние на судьбы всей Европы, да и всего остального мира. Миллионы людей живут, совершают разные поступки, любят или ненавидят, работают, рожают детей, убивают и спасают от гибели — и не оказывают при этом на ход истории сколько-нибудь заметного влияния, создавая лишь общий фон, на котором происходят исторические процессы. Лишь потому, что всегда и всюду ведут себя так, как предписывает им конкретное окружение, лишь потому, что их реакции остаются предопределенными заранее. Миллиарды людей прожили свои жизни и умерли, и нам никогда уже не суждено узнать хоть что-нибудь об их жизни и поступках. И кажется просто чудом, когда поступки каких-то отдельных людей вдруг проступают сквозь время так отчетливо, будто мы видим их наяву. Как тут не задуматься о будущем, из которого, быть может, столь же отчетливо увидят и нас, как бы мы ни пытались скрыть свои деяния?..
Неистовый аббат Франциск Гранвейгский давно уже спит в могиле. Мы не знаем места его погребения, не знаем точной даты смерти, даже имя его людьми было практически забыто. И тем не менее деяния его оказались столь значительными, что даже сегодня, спустя столетия, многое в нашей жизни определяется их отдаленными последствиями. Именно это обстоятельство позволяет думать, что мы еще очень многое узнаем о судьбе неистового аббата, и те эпизоды из его бурной жизни, которые сегодня мы вынуждены домысливать, завтра, быть может, станут известны с документальной точностью. Франциск Гранвейгский оказался одним из немногих, кому довелось услышать о даре Тлагмаха, и своими чудовищными злодеяниями, самой своей ужасной судьбой — ибо судьба злодея, если злодей этот не психический дегенерат, если творит он злодеяния не ради них самих, а преследуя некую отвлеченную цель, эта судьба всегда ужасна — своей судьбой этот аббат сообщил нам через столетия о той опасности, которую таит в себе этот дар.
Прошел жаркий июль, миновал август, и моровое поветрие, охватившее Аргвиль и его окрестности, постепенно сошло на нет. Теперь мы понимаем механизм этого явления. Какая-то часть жителей обладала иммунитетом к неведомой инфекции и, многократно имея возможность заразиться, все же оставалась здоровой. Уцелевшие жители мало-помалу уверились в том, что они спасены, и вот уже последние умершие были погребены во рву за городской чертой, сняли заставы на дорогах вокруг городка, и первые крестьянские телеги, как и встарь, потянулись на городской рынок. Жизнь возвращалась в Аргвиль. Снова застучали молотки в кузницах, заработали две пекарни, красильщики, почему-то пострадавшие меньше других, отметили свой ежегодный праздник, пронеся по городским улицам статую покровительствующего им святого. Но в целом едва ли третья часть тех, кто прежде населял Аргвиль, встретила приход августа. Многие дома лишились всех своих обитателей, а на иных улицах не осталось почти ни одного жителя.
Так было и на улице, где жил теперь монах Франциск. Как и городок, он тоже возвращался теперь к жизни, но, хотя силы его прибывали теперь с каждым днем, лишь в начале августа смог он вставать с постели и делать первые неуверенные шаги по комнате. Всем, кто преодолел тяжелую болезнь, знакомо чувство освобождения от прошлого, с которым жил теперь Франциск. Происходившее с ним до болезни казалось ему теперь чем-то нереальным, каким-то чужим, случившимся с другим совсем человеком, чем-то, что хотелось навсегда позабыть. Только день нынешний и имел теперь значение. Только сегодня и завтра и была его настоящая жизнь. И вступая в эту новую, настоящую жизнь, Франциск изо всех сил старался позабыть все свои тяжелые и мрачные предчувствия. Иногда это вполне удавалось, и тогда ему казалось, что новая жизнь, открывшаяся перед ним, непременно будет прекрасной.
Его возлюбленная — звали ее Марией, и неспроста, наверное, выбрала она себе это имя, столь многое означающее для христианина — все это время преданно ухаживала за монахом. Но все его вопросы о том, что же это такое — таинственное пси, спасший его дар Тлагмаха — пока оставались без ответа.