Когда ветер сорвал косынку с ее шеи и опустил рядом с мраморной девушкой, Степан перемахнул через бортик фонтана, даже не сняв обуви. «Герой!» – случайные прохожие с интересом наблюдали, как парень пытается сохранить равновесие и подцепить ткань – рыбку, угодившую в плен сильного течения. Он вылезал из воды под беззлобный смех, покрасневший до кончиков ушей, смущенный и мокрый. Еще и поранился.
Однажды Маргарите пришлось вносить за Степана залог: чтобы порадовать ее, парень оборвал городские клумбы, изрядно подпортив цветочную композицию. Позвонили из милиции, попросили забрать незадачливого ухажера. Папа вызвался сопровождать дочку и смеялся всю дорогу до участка. А на обратном пути ласково смотрел на пристыженного романтика, по-отечески хлопал его по плечу.
Рита так боялась, что папа остудит пыл ухажера, а получилось наоборот, Степан был обласкан и удостоен награды – рассказов о папиной молодости, тоже безденежной, но веселой, о семейной жизни и о том, как не могли выбрать имя для дочери, разрываясь между Маргариткой и Розой.
Запах сирени, прогулки по парку, скамейка. Первый поцелуй, нахлынувшие чувства, синее небо. Дома мама ворожит на кухне, накрывает на стол. Лепестки ромашки в чае словно бумажные кораблики. Любит-не любит-плюнет-поцелует.
Любил и целовал все тридцать лет, пока были женаты. А потом… Рита научилась обрывать свои мысли, «переключаться» (подслушанное за молодыми слово пришлось как нельзя кстати). Невыносимо думать о смерти Степана, чувствовать запах ладана, слышать речь священника.
Но иногда «переключиться» не удается. Рита думает, что в такие моменты она выглядит хуже Катерины на пике своего приступа.
Они со Стаской обедают молча. Диктор говорит о повышении квартплаты, о взлете цен на хлеб и о чужой войне. Что-то важное, но Рита, погруженная в раздумья, не слушает. А мальчик, наоборот, вглядывается в экран.
– Если бы ты была там, – он указывает на солдата, вскинувшего автомат. – И часы бы щелкнули, ты спасла бы человека? Например, от пули?
Рита смотрит на него озадаченно. Чужая война на мгновение становится ближе.
Она однажды спасла кошку из-под колес автомобиля. Один из самых страшных моментов в жизни: часы щелкнули, когда Рита едва успела отползти на пару сантиметров от смертельной траектории; лакированный бок автомобиля мелькнул перед глазами.
– Не знаю, – честно отвечает Рита. – А ты?
Стаска пожимает плечами.
Война отдаляется, вытесняется прогнозом погоды. Завтра душный город затаится в ожидании дождя, загонит в подвалы своих уличных кошек, рассадит своих птиц под навесами, под кромками крыш.
– Если бы у меня были такие часы, я бы помог маме, – говорит Стаска.
– Как бы ты это сделал?
– Не знаю. Я бы хотел попробовать, – робкая надежда во взгляде.
«Каждому новорожденному в подарок дается время, – говорила бабушка. – Тебе решать, что делать со своим. И с каждой длинной секундой, которую подарю тебе я. Распорядись по совести». Рита усмехается. На ее век не выпало ни войны, ни голода; все плохое происходило далеко от ее улицы и дома. Детей не нажила, хотя когда-то думала о них. Не получилось. Работала секретарем, библиотекарем, экскурсоводом; любила все, за что бралась. Хорошей ли была ее жизнь, правильной? Рита считает, что ей удивительно повезло. С бабушкой, с родителями, со Степаном.
И со Стаской.
Его глаза – как летнее небо, на которое Рита любит смотреть, откинув голову на спинку лавки. Она расстегивает браслет, протягивает мальчику часы.
Надо же, столько раз думала снять, но не решалась. И плавала с ними, и в походы ходила; знакомые удивлялись, Рита отшучивалась: часы старые, но сделаны на славу, им не страшны ни огонь, ни вода. Носила, чтобы помнить о бабушке, фотографий которой не сохранилось; чтобы не забывать, как пахло и звучало, как чувствовалось время, проведенное с родителями и Степаном.
– Давай заключим пари. Если у тебя все получится, я отдам тебе их насовсем. Если нет, я позвоню по телефону, и мы оба знаем, что может случиться.
Катерина приходит через несколько дней, обнимает сына, уводит. Рита стоит у двери и слушает как отдаляются их шаги, как наверху, через два лестничных пролета, скрипит дверь. Возвращается в комнату, а на экране черная бомба медленно падает на серый город, и серая девушка в белом платье стирает со щеки слезу.
Рита не любит черно-белое кино, переключает канал. Появляется диктор и сообщает о повышении квартплаты, о взлете цен на хлеб и о том, что далеко-далеко отсюда, в другой стране, кажется, скоро закончится война.