• Я родился 27 мая 1920 года в селе Новоселки Дмитровского района Московской области. Детей в семье было трое, я – самый старший. Отец и мать были крестьянами-единоличниками, и до 1930 года мы жили неплохо. Была корова, два бычка, большой огород. Плодородная почва позволяла выращивать картошку, капусту, помидоры, баклажаны, болгарский перец.
Так что мы не голодали. Правда, не было у нас своего колодца и приходилось таскать воду издалека. Помогал родителям и я. Меня часто оставляли нянчить брата и сестру, воду (мне отец сделал небольшие ведерки), носил для полива лет с семи. В 1929 году начала
сь коллективизация. Отец, всю свою жизнь проживший на земле, с сожалением смотрел за созданием колхозов. Порядка там не было, оплата непонятная. Не нравился ему коллективный труд на земле, когда начальство учит тебя что сеять и когда снимать урожай. Маме было очень жалко отдавать нашу скотину. Властям самоуправство и непокорность родителей не понравилась. Пришлось нам уехать из села.
Отец запряг в телегу двух бычков, погрузил нехитрый скарб, и мы приехали в Истру (бывший Воскресенск), город недалеко от Москвы. Родителям удалось купить небольшую комнатку в деревянном двухэтажном бараке с печным отоплением. Кухня была общая. Длинный предлинный коридор, по которому вместе с соседскими малышами бегали мои брат и сестра. Внутри все было деревянное. Туалет был на улице. Мыться мы ходили всей семьей в общественную баню. Комната маленькая. Почти все пространство занимал стол, за которым я готовил домашние задания, ужинали и играли в настольные игры. На стене висело большое овальное зеркало. На окнах – простые занавески голубого цвета в белый горошек, взятые мамой из старого дома. Висела книжная полка. Родители спали на кровати, а мы, дети – на полу. Места для огорода не было, отец пошел в пастухи. Каждый день ему давали литр молока, расплачивались также овощами, зерном, хлебом. Так и жили. Здесь я закончил восемь классов в 1935 году. Учился хорошо. После школы часто ходил в городскую библиотеку. Много читал научной и художественной литературы. Поэтому после окончания школы поступил в фельдшерскую школу в Москве. ..любим предметом была химия.
В 1940 году я получил диплом фельдшера, и был направлен на работу в Московскую больницу №1. После начала войны мы, молодежь, (и парни, и девушки), осаждали военкоматы с настойчивыми требованиями отправить нас на фронт. Там нас строго одергивали, велели не торопиться, говорили, что война предстоит долгая, враг очень сильный, повоевать успеют все. Отбор был строгим. Многих признавали не годными, и те со слезами на глазах уныло покидали помещение военкомата. У меня был хронический гастрит и язвенная болезнь желудка (сказывалось нерегулярное скудное питание в детстве), и я очень боялся, что меня тоже «забракуют», и я не попаду на фронт. Но мне «повезло». Положение на фронте было тяжелое, людей в армии не хватало, враг стремительно двигался на восток. Особенно для армии требовались медработники.
И вот в августе 1941 года я был зачислен в штат госпиталя № 1857 в городе Клин Московской области. Боевое крещение принял в памятный каждому клинчанину день – 29 сентября, когда на город внезапно обрушились волна за волной немецкие бомбардировщики. Первое впечатление – было очень страшно. Но мы старались не обращать внимания на бомбардировку, а монотонно, неустанно выполняли свою работу. С фронта постоянно привозили раненых, которым требовалось оказывать экстренную помощь. Много поступало и гражданского населения. Самолетов налетело немало. Куда ни глянь, сыпались вниз бомбы. Непрерывные взрывы, пожары, рушившиеся здания, вой сирен, гул моторов. Люди бежали к реке Сестре, прятались в овражках. Тела погибших лежали на расплавившемся асфальте. Мы, фельдшеры, медсестры и санитары, перевязывали раненых, накладывали шины. Грузили пострадавших на грузовики, которые эвакуировали из города. Гибли и медицинские работники. У нас была медсестра Катя, смешливая блондинка. Смотрю, бежит вдоль дома, придерживая тяжелую санитарную сумку. Остановилась у неподвижного тела. Это, видимо, был убитый. Выпрямилась, хотела бежать дальше. Вижу, словно черная тень рядом с ней несется к земле. Крикнул: «Катя! Бомба!» И тут взрыв. Стена дома вспучилась, и все три или четыре этажа огромной грудой обрушились на Катю. И сразу тугая волна горячего воздуха, и пелена красной от кирпича пыли. Меня сбило с ног. Кое-как поднялся и увидел огромный завал и торчавшие металлические балки. В некоторых местах виднелось пламя. Понял, что нет моей напарницы в живых, и вытащить тело из-под завала не получится. Катя погибла. Здесь теперь ее могила…