– Так точно, товарищ полковник!
– Ну и о чем думаешь, черт возьми? Должен я получить рапорт?
Старшина подбежал к машине полковника, стукнул пятками друг о друга и на уставной манер прокричал в безмолвную степь:
– Товарищ полковник! Старшина Линев, командир танка номер восемнадцать третьего отделения докладывает, что ничего особенного не произошло.
Васильев побагровел.
– По-твоему, ничего. А, по-моему…
И мы получили хорошую взбучку. Потом ротный Артемьев вернулся один.
– Вы самые жуткие разгильдяи во всей Красной армии, – сказал он, покачивая головой, – могли бы уж в первый день выставить часового. Должны были понимать, что полковник приедет с проверкой. Объявляю всем по трое суток гаупвахты: отсидите, когда вас сменят. Яма ваша мала. Ее нужно удлинить сзади на десять метров. И могу заверить, что мы с полковником опять приедем вечером, так что имеет смысл начать сразу.
Когда он уехал, мы долгое время сидели в молчании. Рыть еще одну яму? Ни за что. Но как тогда быть?
Идею подал Шмелев.
– Дорогие детки, – неожиданно заговорил он. – Благодарите Бога, что среди вас есть умный человек, способный помочь вам, когда нужно шевелить мозгами. Надо взять нашу железную машинку, съездить в ближайшую деревню, любезно поздороваться с местными жителями и пригласить покататься. А в качестве вклада в празднество попросим их взять лопаты.
Мы с грохотом въехали в окутанную воскресной тишиной деревню, быстро нашли больше добровольцев, чем было нужно, и, взяв с собой почти сорок мужчин и женщин, покатили обратно. Крестьяне были такими веселыми и беззаботными, радовались жизни и всему, что происходило вокруг. Глядя на них, я невольно думал: «А может, и нет сейчас никакой войны?».
Деревенские жители с криками и песнями под гармошку поочередно сменяли друг друга на броне танка, давая таким образом прокатиться всем. Пока человек десять сидели на танке, остальные бежали рядом, горланя песни. Периодически останавливаясь, пересаживая людей с танка и обратно, мы наконец-то оказались на месте. Катания на танке казались крестьянам чем-то вроде развлечения, и под аккомпанемент русских народных песен новая яма была вырыта всего за два часа.
Мы так увлеклись новым видом воскресного развлечения, что не заметили, как подъехал наш ротный, старший лейтенант Артемьев. Он постоял, глядя изумленно на это веселое сборище. Потом покачал головой.
– Должен заметить, что вы не скучаете, – сказал Артемьев, – и, снова покачав головой, уехал.
Вечером мы отвезли крестьян обратно в деревню. Ефрейтор Поляков нашел там двух девушек, которые так висли у него на шее, что мы с трудом его вызволили из их жарких объятий…
Вот так проходили наши армейские будни в глубоком тылу. Но уже спустя несколько дней немцы начали свое знаменитое наступление на Сталинград, и весь Юго-Восточный фронт вступил в тяжелые и кровопролитные бои. И уже было как на настоящей войне: отступление, тяжелые бои, радости побед и горечь поражений, скорбь по погибшим товарищам и маленькие военные радости от встречи с друзьями и земляками, суровая зима, окружение немецких войск, наступление. И все дальше, дальше на Запад на все еще три долгих суровых года. Я кончил войну в Вене. Из первой команды нашего восемнадцатого танка вместе со мной живыми вернулись лишь двое, с ранениями в теле и в груди…
Но все это было спустя несколько дней. А пока мы наслаждались тишиной, пением птиц, шелестом травы от знойного ветерка. Именно так бывает на войне без войны.
P.S. Записано со слов случайного попутчика – участника Великой Отечественной войны в электропоезде Саранск – Ковылкино.
2009 год.
«На войне, без войны»
продолжение.
Чего только не случается с простым русским солдатом на войне. Экипаж нашего танка и еще немногие сотни солдат 69-й армии смогли уцелеть в Сталинградском побоище, и уже в феврале 1943 года, после капитуляции 6-й немецкой армии под командованием фельдмаршала Паулюса, мы все, кто имел к этому отношение, оказались по ту сторону Волги. Я не утверждаю, что мы так уж беззаботно проехали на нашем танке с сентября 1942-го по февраль 1943 года. Наш первый танк, который мы когда-то пытались закопать, был подбит в начале сентября 1942 года при подходе к Сталинграду. После этого мы сменили три машины. Единственным везением для нас было то, что никто из нашего экипажа не получил серьезных травм и увечий. (Легких ран и ожогов было немало, но на них мы просто не обращали внимания). С января и до полного разгрома немцев мы стали пехотинцами, потому что практически все наши танки сгорели или были подбиты на улицах и окраинах Сталинграда. Когда мы оказались за Волгой, на переформировании, я мог наблюдать такой «винегрет» из солдат всех родов войск, которых представляла 62-я армия, или теперь уже вернее сказать, только жалкие остатки от нее.