— В общем-то, всё так. — Я шмыгнула носом. — Даже лучше чем в бумажке написано. Про зарплату очень верно всё сказала.
— А дальше что? — Сестра горела желанием помочь, и исправить свой косяк.
— Дальше сахар этот надо собрать, а когда сюда Вовка придёт — как угодно этим сахаром надо его накормить.
— Я могу его за руки держать, а ты тогда в рот ему сахару сыпани. Пусть жрёт. — Выслужилась передо мной Машка.
— Проще компот сварить, и угостить его. — Я озвучила здравую мысль, и сестра со мной согласилась.
На часах было без пяти двенадцать.
Я ойкнула, и начала быстро одеваться, попутно повторяя вполголоса заклятие, которое надо сотворить на перекрёстке через пять минут:
— В поле богатом есть нора засрата, там срамной порог, там живёт хорёк. Поди, дристунья, с той норы на соперницу мою коварную!
— А это ещё что? — Изумилась Машка.
— Это я щас на перекрёстке читать буду. — Пояснила я, застёгивая джинсы. — Я понос на Вовкину тёлку нашлю. Алый и буйный.
— А чо только понос? — Удивилась сестра. — А проказу наслать дорого очень? А язву сибирскую? А СПИД, сифилис и гарденеллёз?
— Сдурела? — Я даже перестала одеваться. — Нахуй мне потом Вовка нужен будет с таким букетом? Это ж вся его зарплата пойдёт на пожизненные таблетки! А понос это незаразно. Будет она дристать неделю, Вовке надоест, и он ко мне обратно придёт. Я-то не дрищу. Да и грех это — проказу насылать. — Спохватилась я в самом конце, высыпала себе в карман овёс, и открыла входную дверь:
— Ну всё. Я пошла.
— Я с тобой! — Засуетилась Машка. — На улице темно уже, а ты одна. Я тебя провожу.
— Бабка мне сказала, что после сотворения заклятия надо молча идти домой, и всю дорогу нельзя ни с кем разговаривать.
— И что? — Сестра уже застегнула куртку. — Я с тобой разговаривать и не собираюсь. Я просто тебя провожу туда и обратно. Идём, идём.
До перекрёстка мы добежали как раз к полуночи.
И откуда в такое время на дороге столько машин? Я ещё понимаю, был бы это центр города, так ведь самая окраина! Дальше только Крыжополь!
На светофоре зажёгся зелёный человечек, и поток машин с четырёх сторон замер на пятнадцать секунд. Я выскочила на середину перекрёстка, хапнула из кармана горсть овса, и воздела руки над головой:
— В поле богатом! Есть нора засрата! Там живёт хорёк! Дрищет под пенёк! Дристани и ты, моя соперница! — Я решительно швырнула куда-то овёс, и тут зелёный человечек сменился красным, и поток машин двинулся мимо меня.
Из каждого окна проезжающей мимо машины на меня смотрели большие глаза водителей. А кто-то даже откровенно ржал.
— Заново! Заново хуячь! — Закричала мне с тротуара Машка. — Ты всё неправильно сказала! Быстрее читай, валить надо!
— Срёт хорёк в своей норе! — Отчаянно завопила я. — Дрищет утром в конуре! Обдрищись и ты, моя соперница!
Машка на той стороне улице схватилась за голову, и начала тихо приседать.
— Почему мешаем дорожному движению? — Вдруг спросил меня чей-то недружелюбный голос, и я повернула голову.
Кто бы сомневался. Сине-белая Волга, и два усатых еблища в окошке. А у меня ни документов, ни права голоса.
Я потупилась и ничего не ответила.
— Милиция! — закричала Машка, и короткими перебежками поскакала через дорогу. — Милиция! Я всё сейчас объясню!
— А ты чо, адвокат ейный штоле? — Хохотнуло одно еблище. — Пусть она сама и рассказывает. Чо за хорьки тут у вас дрищут?
— Она ничего щас сказать не может. — Вступилась за меня Машка, и зачастила: — Это моя сестра Лидка. От неё муж ушёл…
— Да я б тоже от такой съебался! — Заржало второе еблище.
— Ну вот и он ушёл! — Не стала спорить с милицией сестра. — Ушёл, и зарплату не даёт. А Лидке дитё кормить надо. Поэтому мы сегодня творим заклятие на возврат мужа. Всё законно, если чо. Мы никому СПИДа не желаем. Мы только поноса хотим. Мы сахару в груди молочные втёрли, и теперь овёс сыплем. Понятно?
Я тихо заплакала.
— Понятно. — Через минуту отмер один из милиционеров, вышел из машины и распахнул заднюю дверь: — Поедем, прокатим ваши груди молочные до сто восемьдесят четвёртого отделения.
— Лида, — наклонилась ко мне Машка, — дёргаем отсюда. Пока при памяти.
Я посмотрела на сестру, и почти услышала как в голове у меня прозвучало: «Раз! Два! Три! Бежим!»
Двухметровыми прыжками, отталкиваясь от мостовой двумя ногами как кенгуру, я поскакала во дворы. Машка не отставала.
— Левее! Левее бери! — Кричала сестра сзади, а я петляла как заяц: то влево, то вправо. Путала следы.