Каждые полгода бойфренд на два месяца садился на курс химии: каждый день колол себе в жопу какие-то уколы, от которых у него наглухо рвало колпак, и переставал стоять куй. С утра мог швырнуть в стенку тарелку с завтраком, потому что ему казалось, что каша прокисла. Устраивал скандалы в магазинах, потому что как ненормальный жрал по два кило творога в день, и только диетического, в колбасках. И если в магазине его не оказывалось — начинался пиздец, содом, и гоморра.
Каждый божий день ходил в солярий. Истерил как баба, если весы показывали, что он похудел на 200 граммов. Жрал пачками спортивное питание. Через год полностью утратил либидо. Вернее, куй-то худо-бедно стоял (если очень стараться его реанимировать минут 40), но он им по назначению не пользовался. Дрочил. Говорил, что «Пока я на курсе химии — мне лишние физические нагрузки противопоказаны. Только качалка, и только по схеме». Я хорошо к нему относилась, хотя любовью тут и не пахло, и терпела почти год без секса. Потом плюнула, послала идиота в жопу, и нашла себе нормального мужика, за которого потом вышла замуж.
С бывшим иногда переписываемся в аське. Он сделал операцию, избавился от кошмарных очков, и всё так же колет в жопу уколы, ходит в солярий, работает фитнес тренером, и всё своё свободное время зависает в компьютерной игре «Наследие драконов». Мужику 30 лет. Семьи нет, постоянной женщины тоже. О детях он даже думать не хочет — говорит, что не любит детей вообще. Возможно, врёт. Потому что понимает, что от него могут родится трёхжопые мутанты. А возможно и правда не любит.
В любом случае, его будущей жене я не завидую.
Путёвка в жизнь
04.09.2010
Его звали просто и незатейливо — Чибис. Настоящего его имени не знал никто. Даже мой двоюродный брат Борян.
Чибис сидел на унитазе, неестественно вывернув колени, и, кажется, был мёртв.
— Твой Чибис умер. — Я подошла к Боряну, и положила ему руку на плечо. — Крепись, брат.
— Он сидит на унитазе с зелёным лицом, вывернутыми коленками, и не дышит? — Борян, кажется, не был потрясён скорбной новостью.
— И воняет.
— Типун тебе на язык, дура! — Рассердился брат, и даже замахнулся на меня нетрезвой рукой. — Скажешь тоже — умер! Чибис всегда так спит!
— Тогда какого хуя ты назначил этого зомби моим телохранителем, скот? — Я тоже рассердилась и замахнулась на Боряна нетрезвой рукой. — К тому же, он сруль!
— Тсссс… Тихо-тихо… — Брат перехватил мою руку, и усадил меня к себе на колени. — Не надо называть приличного человека срулём только потому, что его коварно сморил тревожный сон прямо на унитазе. Поверь мне, Лида, Чибис — прекрасный и ответственный человек. И доверить тебя я могу только ему.
Я всхлипнула и посмотрела по сторонам, в надежде отыскать себе нового телохранителя самостоятельно. Мне очень был нужен телохранитель, потому что от его наличия зависело то, как я проведу остаток вечера: страстно гоняя жопкой плотву на танцполе, или до шести утра слушая песню «Путана, путана, путана», которую всегда поёт Борянова мама после десятой чарки. А десятая чарка была выпита ею ещё час тому назад. Путана стремительно и неотвратимо надвигалась, и это пугало.
Мы истово и от всей души отмечали двадцатилетие Боряна. На торжество были званы я и мой папа. Маму мою Борян приглашать побоялся, потому что восемнадцатый и девятнадцатый дни его рождения были предсказуемо омрачены стандартной схемой: вначале «Путана» исполнялась на два голоса нашими с ним мамами, а на строчке «…и тысячи твой стОит туалет» моя мама начинала хихикать, и это было поводом для начала воспоминаний Боряновой родительницы о том, что моя мать загубила жизнь её брату. Мама оправдывалась, призывая в свидетели папу, но к тому моменту папа, которого сильно укачивало под путану с туалетами, уже спал. И тогда начинался женский бокс. Который длился ровно столько, сколько спал рефери-папа. Иногда рефери спал до утра. Так было в восемнадцатый день рождения брата. И ему до сих пор было жаль сервиза Мадонна, оконного стекла, и нестарого ещё катушечного магнитофона Комета.
В общем, двадцатый свой день рождения Борян решил отметить без женского бокса, и даже отважно выставил на стол новый сервиз Мадонна.
Кроме меня с папой и Боряновых родителей, на этом празднике жизни накидывалась халявным винегретом куча прожорливых и незнакомых мне людей, среди которых особо выделялся странный пожилой мужчина в рыболовной сети на голое тело с волосатыми сосцами. Мужчину звали Кузьмой, и он был гомосексуалистом. Это знали все, кроме моего папы. Папа у меня с предрассудками, и непременно возжелал бы трагической и немедленной гибели Кузьмы, за которой последовали бы серьёзные травмы Боряновой мамы. Благодаря которой этот немолодой фрик был зван на торжество. Мамой, безусловно, руководила корысть. Боряном тоже.