В дверь моей квартиры сначала позвонили, потом постучали, и тут же, без перехода, предприняли попытку выбить её ногой. Открывать не хотелось: кто бы это ни был — они незваные гости и невоспитанное говно.
— Лидооооос! — За дверью утробно завыли голосом Ершовой. — Худо мне! В глазах темно! Руки заняты! Открываааай!
— А в дверь ты чем звонила? — Я открыла дверь, и впустила в дом зарёванную Юльку, две бутылки вина Лыхны, и подпорченный с одного бока ананас, который Ершова держала между щекой и левым плечом.
— Тебе показать, чему меня научили в восемьдесят девятом году в школе спортивной гимнастики? — Юля выгрузила пузыри в мои руки, а от ананаса откусила огромный кусок. — У меня прекрафная растяфка.
В доказательство Ершова задрала ногу, и помахала ей у меня над головой. С подмётки её сапога что-то упало, и скатилось мне за шиворот.
— Спросонья я туплю. — Призналась я, и спросила: — Ты на такси ехала?
— Пешком, Лида. — Юлька проглотила ананас. — Как Моисей. Сквозь бури и непогоды. По хлябям развёрстым. По землице сырой.
— То есть, через собачью площадку? — Моя рука, уже нырнувшая к себе за шиворот, зависла в воздухе.
— Там у меня был привал. — Ершова тяжело вздохнула. — Бутылок изначально было три.
— Я в ванную. А ты иди на кухню, и готовься отвечать. Вернусь — спрошу со всей строгостью. Расскажешь плохо — осенью придёшь на пересдачу.
Когда я вышла из ванной — бутылок стало ещё на одну меньше. А подгнивший бок ананаса гордо лежал на праздничном блюде, которое я достаю по большим праздникам. Скатерть была мокра от слёз, которые лились из Ершовской головы.
— Тварииииии! — Рыдала Ершова. — Твари и орясиныыыыыыыыыыыыы!
— Начало хорошее. — Я села рядом. — Видно, что вы учили этот билет. Продолжайте, барышня.
И барышня продолжила.
Случился в жизни Юли смертных грех, похлеще пижженой с работы канцелярии: полюбила она женатого. Ну, как полюбила… Не то, чтоб, вот, прям полюбила как Джульетта Ромео, но какая в тридцать-то лет может быть любовь, скажите? После двух разводов и одного неудачного сожительства с человеком по имени Вахтанг Кончадзе? Никакой, конечно, любви. Одна только похоть животная, строго по пятницам в 10 вечера. И всё было хорошо, пока законная супруга Юлькиной радости не прознала про Юлю, и не начала вести себя как дрянь.
Не, ну казалось бы: узнала ты, что у твоего мужа есть Ершова. Нет, не любовница, а Ершова, что вообще нельзя считать за любовницу: я в курсе Юлькиной привычки засыпать на второй минуте секса. Вахтанг рассказывал. Перемежая свой рассказ возгласами «Вах, Лидок, она убила во мне джигита!» Ну так вот. Ну, узнала ты, что у мужа есть Ершова. Ну так пойди, да наподдай ей как следует. За волосы оттаскай разлучницу. Ноги ей вырви, чтобы ей потом нечем было в дверь звонить. На худой конец, наври ей, что умеешь делать куклу Вуду, и умертвлять потом своих врагов страшной смертью. Для пущей правдоподобности, вырви ей клок волос, и скажи «Ахалай-махалай, ляськи-масяськи». Чтоб, значит, показать ей, что ты шутить не намерена.
Но нет. Нет, блять. Эта неумная женщина решила не выбирать лёгких путей, а поэтому где-то раздобыла номер Юлькиного домашнего телефона, и давай туда перманентно названивать. С периодичностью один звонок в минуту, круглосуточно. Опять же, всё б ничего, но дома у Юльки живут десятилетняя дочь, и девяностолетняя бабушка Настасья. Вот им-то рассерженная и обманутая супруга весьма доходчиво и регулярно объясняла, что их мама и внучка охоча до чужих пипись.
Жадна до тестикул окольцованных. Нападает на них по пятницам прям своим развратным ротом — и не оттащишь! Далее шло подробное описание того, как именно Ершова нападает ротом на чужие гениталии, и сыто урчит.
Разумеется, после такой психической атаки Юлькина дочь разрыдалась, и потребовала у Юли объяснений. А глухая бабушка Настасья, последние лет двадцать слышавшая только голоса у себя в голове, и шумы в собственном правом ухе — вдруг исцелилась, и начала мучить Юлю вопросами на предмет подробностей: а у неё волосы между зубов не застревают, после таких-то экспириенсов?
Это была полная катастрофа. Юлькина психика находилась на грани срыва, и это было видно по той нечеловеческой жадности, с которой она зубами выдрала пробку из второй бутылки, опрокинув её сразу себе в рот.
— Вы прекрасно изложили материал. — Я встала и вытащила из Ершовой бутылку. — А теперь перейдём к факультативным занятиям. У меня есть план, но мало информации. Давайте совершим равноценный обмен.