-Ты ведешь себя как настоящая женщина. Когда смеешься, у тебя ямочки на щеках. И рука совсем теплая.
-Я и есть женщина! А ты чего хотел? Скелет с косой в ужасном, черном балахоне, тебя больше устраивает?
-Нет, так лучше, честное слово. Ты очень красивая.
-Ты что, флиртуешь со мной? Да шучу я, не бойся, – она подмигивает, а я призываю на помощь все свое мужество, чтобы сохранить на лице непринужденную улыбку.
-Я не боюсь. Но, мне кажется, пока рано. Или нет?
-Рано, конечно. Не волнуйся, тебе еще многое предстоит сделать.
-Что, все-таки, самое трудное? – стараюсь вернуть разговор в прежнее русло.
-Ну, кроме того, о чем я уже говорила…это ваше понимание. Когда приходишь, и человек тебя уже видит…и все понимает. Очень тяжело. Эти глаза…
-У всех?
-Нет, конечно. Некоторые улыбаются, они рады мне. Это избавление. Ведь боль действительно бывает невыносимой.
-Твой мир, это последняя остановка?
-Ты видишь здесь кого-нибудь, кроме нас? – она пожимает плечами, – тут живут только цветы, и я. Остальные идут дальше. Только, пожалуйста, не спрашивай: «куда?» Я далеко не все знаю, это во-первых, а во-вторых, не могу ничего рассказывать. Только о себе, любимой. Я проводник, избранный Им, и все, – она грустно улыбнулась, – порой очень капризный проводник.
-Тогда расскажи, как ты понимаешь, что кому – то…
-Пора? Не смогу. У тебя же этого нет. Хотя…ты же понимаешь, что любишь какого-нибудь человека?
-Да.
-Вот и я, так же, наверное, чувствую, что кто-то пойдет домой…
-Много работы?
-В последнее время, очень. Вроде и глобальных катастроф нет, войн…не понимаю.
-А…кто ты? Ну…
-Я поняла. Наверное, часть Его. Хотя не уверена. Для вас, юноша, – она присела в шутливом реверансе, – я просто Смерть.
-Очень приятно.
-В данных обстоятельствах, верю!
-А тебе запомнился кто-нибудь? Из великих?
-Знаешь, если человек ярко жил, это не значит, что он ярко умрет. По-разному. Даже самые мужественные люди…умирают не всегда мужественно.
-Ну, расскажи…
-Ох, не люблю я этого…вот пристал! – она легонько ущипнула меня за руку, – Кто тебя интересует? Классические герои? Наполеон боялся забвения, но он болел, ждал меня. Цезарь был в такой ярости, что даже ничего не заметил…
-Гитлер?
-Сам не догадываешься? Был в ужасе, – она помолчала, и добавила тихо, – кто сам, те вообще больше всего бояться. Боялись жизни, и меня, когда видят, тоже…
-Ты не устала? От всего этого?
-«Устала» – слишком земное слово. А я все-таки не человек.
Она неожиданно останавливается, поворачивается ко мне, смотрит в глаза.
-Мне надо идти. Работа, – Смерть пытается улыбнуться, – не хочу ее потерять!
-Я понял. Мне подождать?
-Нет, тебе нельзя здесь оставаться. К тому же, это надолго, я смотрю…
Мне кажется, или в серо-зеленых глазах блеснули слезы?
-Так что ты сейчас уйдешь, – она жмет мне руку, все еще невесело улыбаясь,– продолжим в следующий раз, хорошо?
-Хорошо.
-Ну, тогда пока.
Утром, по дороге на работу, я вспомнил ее слезы и подумал, что все-таки Смерть обманывает себя. Она очень устала.
Ночь в пустыне
В кабине душно, тесно, и вообще, меня укачивает. Я не люблю летать, не люблю самолеты, боюсь высоты.
-Вам плохо? – спрашивает, перекрывая шум мотора, летчик.
-Да нет, все нормально, – выдавливаю я кривую улыбку.
Он ободряюще похлопывает меня по плечу.
За бортом – ночь. Под крылом – море. Самолет летит в Африку.
Внезапно двигатель глохнет, наступает тишина.
-Что за … – летчик вглядывается в мерцающие огни приборов, поворачивается ко мне,– Топливо кончилось, не пойму почему. Видимо, в баке пробоина. Приготовьтесь, мы падаем.
-В море?
-Нет. Мы почти прилетели. Будем садиться в пустыне.
В этот момент я должен был испугаться, но не успел. Удар, скрежет металла, полет. Удар.
Очнулся я на песке. Надо мной были звезды, непривычно большие и яркие. Почему-то мне было хорошо. Может, я умер? Тогда это очень приятно. Спокойно, легко…
-Вам не надоело валяться? – идиллию прервал летчик, он наклонился ко мне и широко улыбнулся.
-Вижу, что вы живы. Ничего не сломали?
-Да вроде нет, – ответил я, поднимаясь и отряхиваясь.
-Повезло. А вот ему – нет, – кивнул он в сторону.
Действительно, самолету не повезло. Груда металла и дерева.
Мы сидим у костра, едим поджаренное на огне мясо, пьем коньяк из фляжки. Коньяк очень хороший, кстати. Я завернулся в одеяло, ужасно холодно, здесь, в Сахаре. Мы разговариваем. Говорим о доме, каждый о своем, о семьях, о жизни. Иногда замолкаем, на минуту или две, и снова потоком льются слова, невысказанные, спрятанные, которыми можно делиться только вот так, в пустыне. У костра, сложенного из обломков самолета.
-По существу я – философ, – говорит летчик. Просто в моей философии нет ничего сложного. Не обязательно подниматься в самую высь и опускаться на самое дно терминов и истин, достаточно просто внимательно посмотреть на человека, на любого человека, и начнешь понимать его, любить, жалеть. Хотя понимать – это главное. Многие говорят, что я никакой не философ. Возможно, они правы, эти многие…
-Я знаю вас давно, и тоже не считаю философом. Вы – летчик. Причем ваш полет не ограничен кабиной самолета. Хотя многое вы видите именно оттуда. А еще вы – аристократ, что меня всегда немного смешило.
-Ну да, меня тоже, иногда. Забавно, правда: я выхожу, из так называемых, избранных кругов, хотя сам всю жизнь болел за идеи равенства, свободы…
-«Испытывать стыд, когда видишь нищету»…
-Вот-вот.
-Мне нравиться ваша философия. Если это философия, конечно.
Он улыбается, но вдруг становиться серьезным, резко меняет тему:
-Очень жаль, что до сих пор идут войны.
-Но глобальных конфликтов…
-Это не имеет значения, наверное. Какая разница, погибнут тысячи людей в одной мировой войне, или во множестве мелких стычек?
-Пока нам есть что делить…
-Вот тут вы правы. Главное, успеть понять, что делить нечего.
-Мне очень жаль, что вы умерли, – глупые, ненужные слова сами срываются с языка.
-Не надо. Помните «Маленького принца»? Я ведь так и не нашел его тела. И моего тела тоже не нашли. Я не умер, просто вернулся домой, к своей розе. У каждого должна быть своя роза, вы не находите?
-Вам хорошо, там, дома? – спрашиваю я.
Он улыбается, но ответить не успевает. Я просыпаюсь.
Последний убийца
-Внимание! – надрывался диктор, – Срочное сообщение! Сегодня, в этот солнечный день, который, безусловно, войдет в историю, произошло событие, которого мы ждали долгие семь лет. Последний убийца пойман! Сограждане Свободного мира! Нашей доблестной полицией задержан последний человек, совершивший это страшное преступление! Интервью с поймавшим преступника комиссаром Фридманом, сразу после короткой молитвы!
Люди, побросав свои дела, ринулись к телевизорам. Такое событие заслуживало внимания. Тем более, хотелось получить информацию из первых рук. Это была действительно сенсация! Человека, совершившего семь лет назад последнее в истории убийство, искал весь мир. Искал безуспешно. Никто точно не знал, кто он, искали по приметам, со слов свидетелей, видевших убийцу только в ночью и то мельком. На обществе, где преступность была уничтожена как вид, это нераскрытое преступление лежало пятном позора.
– Итак, мы продолжаем! Скажите, комиссар, – обратился репортер к суровому седому человеку, чей подбородок напоминал ковш небольшого экскаватора, – Почему преступнику удавалось так долго скрываться от правосудия?
-Отсутствие четких примет, Ларри. А так же изворотливость и хитрость убийцы, присущая всем глубоко порочным людям.
-Как же вам удалось найти его, этого монстра?