Эскалатор поднял нас над огромным полем космодрома, где я сразу насчитал около двадцати звездолетов. Взлетное поле отделял прозрачный колпак, и поэтому грохота поднимающихся мощных кораблей не было слышно. А с вершины купола то и дело срывались небольшие, легкие, напоминающие спасательный бот, машины. Они поблескивали на солнце и на большой скорости исчезали вдали. Внизу, насколько хватало глаз, был лес… Лишь на горизонте поднималось несколько больших куполов, под которыми скрыты были большие заводы, как нам объяснил сопровождавший нас офицер спасательной службы. Он устало отвечал на мои вопросы и вел воздушный катер, спустившись почти к самым деревьям.
Немец, который был на Порше не в первый раз, раздраженно прервал его:
— Как вы нас нашли, лучше расскажи, друг? Разве можно отыскать разрезанный временем корабль?
Офицер усмехнулся. Он, взглянув в зеркало назад, где, развалившись на сиденье, полулежал Ганс, ответил:
— Да вы не первые в этом месте пытаетесь срезать путь… Зашли бы нормально, по-человечески через десятый квадрат и все было бы хорошо. Вам повезло, что ваша фура вышла прямиком на космодром и место ее входа в нашу галактику было определено сразу, а просчитать отклонение во времени — это уже рабочая ситуация… Я же говорю, вы не первые в том болоте плаваете. Это еще лучший вариант, вот если бы вас вынесло к Плеядам, то — извиняйте… Оттуда еще никто не возвращался.
— Здесь, на Порше, только люди живут…? — мой вопрос заставил их обоих замолчать.
Немец противно хихикнул. А офицер, сделав вид, что смотрит вправо за движением, задавил ухмылку.
— Откуда ты… — начал было он, но, откашлявшись, ответил, — аборигенов здесь много, но они не любят жить вместе с людьми… Дикие нравы, дикая религия… Но здесь полно всякого народа… Ты, наверное, и меня принимаешь за землянина? — спросил он, посмотрев на меня и сдвинув темные очки на лоб.
Мне стало нехорошо… Круглые глаза, без ресниц и бровей, уставились на меня недружелюбно, не мигая… Мне он напомнил моего ручного голубя, который жил у меня в детстве в больнице, а когда глаза офицера моргнули, на мгновение затянувшись тонкой пленкой, сходство усилилось…
— Извини… — коротко произнес я.
Только сейчас я понял, что и двигает он головой по-птичьи.
— Он у нас с приветом, — проскрипел с заднего сиденья Ганс, — не от мира сего… — подумав, видимо, что его все еще не поняли, он добавил, войдя во вкус, — дурачок!
Я не виноват, физические навыки нам отрабатывали до автоматизма, и когда, немец высунулся вперед со сладенькой ухмылкой, мой кулак приземлился в аккурат в наглый, бесцветный глаз… Поршеанский офицер искоса наблюдал за нами… А Ганс, обхватив меня толстенной ручищей за шею, прошипел:
— Лучше бы я тебя оставил в той дыре, поганец!
Сильный удар током оружия, висевшего на поясе поршеанина, а сейчас направленного на нас, отбросил меня и Ганса в разные стороны и лишил возможности двигаться.
— Лучший землянин — мертвый землянин… — процедил офицер, и круглые, немигающие глаза скрылись за темными очками. — Но вы мне нужны живыми…
С какого-то момента ощущение того, что это со мной уже происходило, наверное, когда на меня уставился птичий глаз поршеанина, стало надоедливо преследовать. Только Ганс нарушал эту картинку. Все остальное внезапно стало проступать очень отчетливо, и чем дальше мы удалялись в глубь планеты прочь от населенных мест, тем сильнее было это чувство.
Местное солнце тем временем постепенно садилось за горизонт, и посадку совершали мы уже в полной темноте.
Тело по-прежнему не слушалось, даже глаза были как приклеенные к месту водителя, и, наверное, даже по-прежнему удивленно пучились… Черт! Нас вытащили, как пару бревен и бросили в совершенно темном помещении.
… В карцере было холодно, я замерз и думал о том, что наших сейчас кормят овсянкой. Надо мной склонился врач и его круглый глаз без ресниц моргнул, на мгновение затянувшись пленкой…
Я проснулся. Вчерашний офицер брезгливо вглядывался в мое лицо. Стоны, раздавшиеся справа, заставили меня повернуть голову. Удалось мне это с трудом.
Ганса утрамбовывало двое… Он пытался как-то справиться с ними, но то, что они вытворяли своими четырехпалыми руками было настоящим искусством и через пару минут его спеленали как куклу.
— Этот? — голос, раздавшийся у самого уха, был неприятный и с резким акцентом.
Четырехпалая морщинистая рука щелкнула пальцами перед моим носом. Две пары рук подхватили меня и поставили на ноги.
Я оказался лицом к лицу с птичьим начальником.
Круглые в красных прожилках глаза старого вояки уставились на меня. То что, это был военный, сомневаться не приходилось. Выправка, взгляд, оружие…, почтительный вид его соплеменников… Точно, военный. Тут он проговорил:
— Это он, ты не ошибся, Граас… Только молод… Я думаю, это его клон. Так, что ли? Отвечай, или тебе придется отвечать перед Великим Советом земли Синай!
Я пожал плечами. Мне было совершенно все равно перед кем отвечать, а вот если меня признают клоном, то расправятся со мной очень быстро, и поэтому я ответил:
— Не понимаю, о чем вы… За что нас задержали? Представительство Земли на Порше будет нас разыскивать, — эти слова полезли из меня совершенно неожиданно, я встал, отставив в сторону ногу, и, откинув вызывающе голову, высокомерие так и распирало меня, когда я продолжил, — правительство Порша вероятно уже приняло меры по прочесыванию местности Синай…
Круглые пучеглазые глаза вояки выпучились еще больше, хотя казалось, что дальше некуда. Он зловредно поджал жесткую нижнюю губу, верхняя же у него переходила почти сразу в достаточно крупный нос. Он молчал.
— Какие требования выдвигает ваша террористическая организация? — продолжал удивлять всех, и себя в том числе, я.
Кто-то сзади поперхнулся, по-моему Ганс. Самому противно…
Старый вояка заговорил.
— Клон… Без сомнения… — выставив крючковатый, темный палец почти к самому моему носу, он сказал, — но если ты настаиваешь, я отдам тебя Совету… — он сделал многозначительную паузу, — как Лео Бага и тогда… мой народ растерзает тебя на куски… за то, что ты сделал с нами.
Последние слова его прозвучали в полной тишине. Говорить мне расхотелось… Дежавю пропало… Остался только я… И этот я наступил на мину, и теперь любое мое движение ведет только к гибели…
— Что… Не хочется подыхать за хозяина… а, клон? — круглые глаза приблизились вплотную к моим.
Постаравшись расслабить мышцы лица, я равнодушно взглянул на военного.
— Кто такой Лео Баг? Ты меня хочешь напугать, старик? Так я уже боюсь, что дальше? Или не боюсь, — надо подумать… Нет, похоже не боюсь, — глядя ему в глаза, я тихо говорил.
Время… мне было нужно время, пусть себе гадает — идиот я или прикидываюсь, а я подумаю…
А над чем я подумаю? Кем мне приятнее умирать — никому ненужным клоном или проклятым целым народом Лео Багом? Сложный вопрос…
— Слишком сложный вопрос… — проговорил я вслух, все также тихо. — Или я Лео Баг, но чтобы назваться им, мне нужно знать, кто такой Лео Баг, или я клон, но чтобы назваться клоном, нужно им быть, а клоны не имеют имени, они имеют номер, а я не знаю своего номера… А ты знаешь мой номер, старик? Нет, значит, у меня нет номера, у меня есть имя, это имя Том Бартон…
Насчет номера я не врал. У меня не было номера. На его месте счастливо красовался шрам. Понимая, что с номером меня обнаружат очень легко, я его вытравил первым делом еще на Земле.