И Аркадий, собирая в своей разочарованной душе остатки всплесков новогоднего настроения, подошел к своему дому… Дом стоял, радостно выпучившись почти всеми, за исключением его Аркадиевых, окнами, все у него внутри исходило и сверкало ожиданием, подъездные двери непрерывно хлопали…
И Аркадий задержался на взбудораженно-скрипящем крыльце, ему захотелось набраться допьяна этого радостного предчувствия, этого ощущения неодиночества, шумного варварства и веселья, чтобы его хватило на всю эту длинную ночь… А снег летел и летел ему в лицо вместе с поздравлениями Дедов Морозов, спешащих не к нему…
Итак, он на этот раз идет к Звезде один… Один… Эта мысль неожиданно умыла его новым ощущением, встряхнула за шиворот и раскрыла ему глаза. Взглянув своими внезапно открывшимися глазами в очумелые глаза пробегающего мимо прохожего, спешащего и поскальзывающегося в своих неуместных, летних, щегольских туфлях, Аркадий почувствовал себя тоже неуместным здесь, на этом крыльце со своими неоконченными делами подмышкой и… нырнул в гудящий подъезд.
"Так… так… сервелат… в холодильнике… так… коньячок…там же… мандарины и конфеты, как всегда делала мама… Ведь Новый Год… всякие там неожиданности, вдруг гости и все такое… ", Аркадий, перепрыгивая через лезущие под ноги ступеньки, перемахивая через перила, лихорадочно пытался обогнать двадцать первый час, который уже почти скрылся из глаз… "Врешь… не уйдешь… ", бубнил Аркадий, подбегая к своей квартире.
Дома он пролетел ураганом по своей хмурой холостяцкой норе… В распахнутые форточки впустил оставшиеся у него в запасе секунды, которые влетели, треща фейерверками и хлопушками… Распушил в переднем углу слежавшиеся иголочки старой елки, пришедшей из-под дивана, где хранилось его уснувшее детство, закидал ее сентиментальным витиеватым серпантином и украсил пузатыми шарами, которые уставились на него, подмигивая брызгами света.
Вдруг кресло предательски ударило Аркадия под коленки, и он плюхнулся прямо в его мягкую, призывно-всасывающую глубину… Рюкзак лежал словно пес у его ног и побулькивал коньяком. Тикнула минута и убежала… Аркадий подумал, "…может коньячку… пока не началось?"
Но… Из пушистой зелени елки на него глянул… глаз. Послышался чих…
— Где у вас лежал этот артефакт? — недовольный голос проговорил из елки.
Рука в черном пальто вынырнула из колючей глубины, и, схватив Аркадия, вдернула буквально за шиворот его к себе. "Не успел — началось…"
Перед Аркадием на лесной проселочной дороге стоял молодой человек в черном пальто и летних, щегольских, неуместных туфлях. Его глаза недовольно прошлись по рюкзаку.
— Однако, с наступающим… — Все-таки бодро сказал он. — Опаздываете, путешествие заказывали? Заказывали… Сколько человек было указано? Шесть? Шесть… А вас сколько? Что у Вас там все время булькает… в рюкзаке?
— Коньяк… — ответил Аркадий.
Незнакомец в неуместных туфлях оживился.
— А вот это очень правильно…
— А давайте — за знакомство! И Старый Год проводим с Вами… — обрадовался одобрению, прозвучавшему в голосе незнакомца, Аркадий.
Незнакомец протянул ему свернутую узкой лодочкой руку и коротко произнес:
— Начало…
— Аркадий…
Они выпили. Разломив мандарин, и задумчиво помолчав, вспомнив год прошедший, и, выпроводив его взашей, Аркадий с облегчением улыбнулся:
— Хорошее начало… А ботиночки-то у Вас того — неподходящие…
Молодой человек хмыкнул.
— Ничего до Серебряного Шара добегу… Там может быть тоже кому-нибудь Начало потребуется, вспомнят, что такое хорошее начало… — Чувствуя, что слишком разговорился, он махнул рукой в сторону леса. — Ну, Вам — туда…
И исчез…
Аркадий, забросив булькающий рюкзак за плечо, огляделся… Зная по опыту прежних походов, что здесь ничего нельзя знать наперед, что за поворотом может ждать совсем не то, что в прошлом году за тем же самым поворотом, он, однако, не стал медлить… Туда так туда…
И он пошел по снежной, хорошо накатанной дороге. Идти было легко, вокруг была новогодняя ночь, сыпали огромные, словно нарисованные снежинки, переливаясь в блеске сверкающих гирлянд, летающих в воздухе, будто паутины в августе… Было морозно, толстый дед в полушубке выбежал из-за елки и, подпрыгнув, ущипнул за нос… У Аркадия брызнули слезы…
— Хорошо ли тебе, молодец, тепло ли тебе, добрый? — радостно завопил прыгучий дедок.
— Да, ты совсем офонарел, дед, чуть нос не открутил! — проговорил в сердцах Аркадий.
Захохотав, дед исчез.
Потирая покрасневший нос, Аркадий размышлял над тем, что в его-то сорок лет уже хватит бы бросаться во всякие сомнительные приключения, вот на будущий год он уедет на Новый Год в Париж…
Дорога внезапно закончилась. Дальше шел непроходимый еловый лес, а торчавший сбоку указатель показывал чьим-то пальцем вверх.
Аркадий остановился. Похлопав замерзшими руками по бокам, он достал похолодевший от невнимания к своей персоне коньяк. Маленький глоточек побежал по всем жилам… Не добежал… Пустив ему вдогонку еще один маленький глоточек, Аркадий почувствовал за спиной движение.
К нему приближалась избушка. Двигалась она словно контуженная, заваливаясь на один бок, ноги в огромных пимах пощелкивали всеми суставами.
Решив не церемониться со своими комплексами, и, быстро нырнув в приятное тепло, Аркадий неожиданно столкнулся нос к носу с прыгучим дедком, который, свесившись с широкой печи, хитро прищурившись, потянул носом:
— С наступающим Новым Годом, чтоб он поскорее приперся старый черт! Побалуй старика, посиди, побалакай… сыграй со мной в шахматы…
— Да… я бы с радостью… да ведь… дорога неблизкая, а до двенадцати — рукой подать — причина уважительная, дед, — отмахнулся было Аркадий.
Но больно дед смахивал на его соседа по дому, к которому он еще мальчишкой забегал раньше то за ключом, то за крючками для удочки — рыбак был заядлый сосед-то, а когда возраст расставил ударения на главном по-своему, Аркадий перестал заходить… Дед-то помер, конечно… Давно…
— Ну, давай, дед, партийку…
Аркадий забрался на печь, поглощая жадно доброе, щедрое тепло, и слегка отодвинулся — большие фигуры шахмат на доске шлепнулись и подпрыгнули рядом на лоскутном одеяле. Пешка шагнула навстречу пешке…
— Ты чего один — в Новогоднюю Ночь-то, нехорошо… — проговорил дед, водружая круглые очки на нос и, пытаясь поставить "детский мат".
— Так сложилось, — уклончиво ответил Аркадий, выводя ферзя, думая, что защищаться конем — слишком много возни.
— Торопишься… А мне осталось только ждать… Когда ко мне кто-нибудь забежит на огонек…