Максим Максимыч понял, что ему уже ничто не светит в этой комнате за шкафом, даже луна. Все накопившееся в его несчастном теле и душе за день бросилось ему в голову и вызвало психический спазм, отчего крик души получился невнятным. Феня Кудыкина, испугавшись его страстного гортанного вопля, бросилась как лань прочь…
Протянув выпроставшиеся от Кудыкиной руки в сторону нестерпимой жгучей обиды Крокодилов дал дрозда… "Голос сорвал…", с отчаянием подумал он.
Но на то она и вторая половина… Ухватив Крокодилова за тончайшую ниточку души, она, не рассыпая слов на ветер, отбросила все мелкое в мусорное ведро, оставив брильянты их самых лучших минут себе на черный день, вздохнула…
Несчастный лещ покончил с собой, бросившись на сковородку, а счастливые Крокодилов и его голова убрали шкаф. Воссоединение прошло тихо. И хоть Максим Максимыч спустя полчаса вернулся к своему незаменимому другу всех вечеров телевизору, его вторая половина не стала ворчать, — угар прелестной победы кружил голову, а чувство приятной близости согревало ее.
Призрак города
"О чем поет ночная птица
Одна в осенней тишине?"
Он падал. Сложив черные, блестящие крылья, стремительно приближался к острым валунам, усеявшим дно ущелья. Тонкие губы кривились в усмешке, красивейшие черты порочного лица были искажены яростью… Острие каменного осколка взглянуло в безумные глаза… Дикий хохот раздался и тут же оборвался… Черная скомканная фигура затихла…
Сумерки заползли в ущелье. На окровавленном лице ожили злые, насмешливые глаза. Смятое тело неожиданно упруго выпрямилось и с хрустом потянулось. Бесшумные взмахи больших крыльев вскоре вынесли темное существо на вершину скалы, с которой совсем недавно оно рухнуло вниз головой.
Зловещая тень метнулась в сторону мерцающего огнями города. Это был его город. Он выходил на охоту каждую ночь. На охоту за человеческими страстями…Он пил их много и жадно…
Потом, под утро, шатаясь, не в силах взлететь, возвращался в свое логово…Здесь он был один, он хотел всегда только много безмозглых, веселящихся людей и одиночества…
Прозрачная фигура неслышно скользила меж деревьев. Он еле шел, переполненный людской мерзостью, перед мутными глазами его мелькали потные хохочущие лица, искаженные, жадные. Сегодня он всю ночь пробыл в казино, потом в борделе…Желание взмыть в темное, звездное небо, почувствовать острый привкус беспредельности и одиночества, было сильнее его, и он потащился на свою скалу…Часто он заканчивал ночь здесь, чувствуя себя рожденным заново, рухнув в холодную глубину…
Очнувшись на дне ущелья, он в который уже раз за последнее время не почувствовал желанного чувства обновления и яростно заметался в каменном мешке, безжалостно ломая свои крылья…Затихнув вновь изломанным и исковерканным, он тихо подвывал, зная, что боль тела скоро утихнет, и зная, что его влечет, влечет неудержимо к неизведанной сладкой цели…
Она постоянно вставала на его пути, когда охотничий азарт приводил его в центральный, самый богатый и самый злачный район города. В первый раз он ничего не понял, просто его добыча уплыла из-под носа. Разочарованно скривив губы, и перейдя к следующей жертве, он быстро забыл о странном случае. Но, однажды, он понял, кто это… Ее трудно было не заметить, хороша, он как-то танцевал с нею, обняв ее невидимыми руками, мысли ее подрагивали в такт музыке, тело пело свою только ей понятную песню… Это был единственный человек, который пьянил его, не погружая в темную бездну…
И именно Она чувствовала его приближение каким-то непостижимым образом. "Этого не может быть…" — в который раз говорил себе он, приближаясь к очередной овце, которую уводил изрядно выпивший мужик из зала ночного бара. Все шло как по маслу и обещало дозу… Неожиданно овцу кто-то окликнул, и…она ушла, отпихнув пьянчугу. Проследив злым взглядом, он увидел ее…
Наконец, поняв, что оттуда, где находится она, теперь уходит полуголодным, он просто лениво отмахнулся и ушел в другой район своего города.
Дни проходили за днями, складываясь в недели… Его никогда не интересовал человеческий ход времени, он просто носился в своем темном пространстве, наслаждаясь вседозволенностью и всемогуществом…
Когда он почувствовал, что хочет…танцевать с нею? На этот вопрос он себе не мог ответить, просто застыл на мгновение, впервые борясь со своим желанием, и стремительно взмыл в темное небо.
Город мигал разноцветными огнями. Призрачная тень неслышно скользила в ночном воздухе. Вот этот ночной бар, играет музыка, под которую она всегда танцевала…одна…В зале почти никого нет. Его прозрачные руки легли на ее плечи…Ледяной взгляд впился в это непонятное человеческое существо, так влекущее его к себе…Она вздрогнула, как будто почувствовав его прикосновение. Но, подчиняясь музыке, тело ее сладко замерло и продолжило свой одинокий танец…
С этих пор течение его существования изменилось, он все чаще оказывался на своей мрачной скале, пытаясь избавиться от наваждения… Ему казалось, что вот сейчас он очнется, и странная одержимость его развеется… Но он вновь и вновь оказывался там, где находилась она, следя воспаленным, голодным взором за каждым ее движением.
Темнеющие вершины деревьев шумели над головой. Поляна открылась неожиданно. Скрытая от любопытных глаз, покосившаяся избушка притулилась под старой разлапистой елью. Старая гномица, сидевшая теплым осенним вечером у нагретой за день стены дома, неодобрительно покосилась на темную тень, скользнувшую в открытую дверь. Она, кряхтя, поднялась, и следом вошла в приятный холодок избушки.
Тонкие черты красивого нервного лица проступили в сумраке комнаты. Глаза темного существа лихорадочно горели. Гномица, уставившись сурово на него, молчала. Она не любила, когда такие посещали ее дом.
— Ты должна помочь мне…, — презрительно искривленные губы дрогнули.
Старуха, прищурившись, присмотрелась к нему острым взглядом из-под лохматых бровей. Усмешка пробежала по ее лицу.
— Что…непривычно? Ха, надо же…, — и опять замолкла.
Испугалась, он видел ее метнувшийся страх. И проговорил хрипло:
— Кто она такая? Как она, обычное человеческое существо, могла так меня…Меня?!
Гномица отвернулась, чтобы не видеть это наводящее ужас лицо, и, немного помолчав, нехотя, начала говорить:
— В мире нет хаоса, в мире есть равновесие, равновесие света и тьмы, добра и зла, хаоса и порядка… Когда зло усиливается, добро начинает возрастать вдвойне, подавляя тьму и возвращая весы мира к исходу… Ты властвовал безраздельно городом, пил его кровь, и поэтому появилась она… Я вижу ее через тебя, она заполнила тебя всего…
Угрюмое молчание ей было ответом. Испуганно оглянувшись, старая гномица увидела нависшее над собой злое лицо.
— Это…я…знаю…без…тебя, — раздельно чеканя слова, произнес он. — Как мне от этого избавиться?
— Странно, что тты меня спрашиваешь обб этом!!! — вскрикнула она, заикаясь.
— ААААА, — яростный вопль вырвался из его глотки, — Я не хочууу ее убивать, что — рада!!!???
Старуха смотрела на него, почти с сожалением, покачивая головой в ответ каким-то своим мыслям. Глядя вслед метнувшейся к выходу тени, она вздохнула:
— Ты все равно ее погубишь…если не уйдешь из города, она уже почувствовала твое вмешательство и готова поддаться ему…Ты ее влечешь…