— Алик! Ты где?
— На кухне, мам.
— Там в холодильнике макароны. Разогрей себе.
— Хорошо, мам.
Мясорубка хрустит. Она старая и, несмотря на то, что мы с мамой ее драим по очереди, она вся в темной грязи, набравшейся в литом рельефе. Предварительно я снял кожу с мяса, с интересом рассматривая родинки на ней. А снял, потому что в коже накапливаются всякие вредные вещества. Потому что экология уже не та, что была. Я забочусь о Лене, я хочу, чтобы она была счастлива. И по этой причине котлету жарю на масле «Олейна» с добавлением оливкового. В нем меньше холестерина, чем в том, которое мама приносит с рынка. Глупая экономия. Но я с ней не спорю, она так воспитана и ничего не понимает в жизни. Сковородка скворчит, когда я посыпаю котлету специями номер четыре. Она классная, в смысле не котлета, а сковородка. Хотя котлета тоже. Пахнет аппетитно. А сковородку мы купили в гипермаркете. Потому что там только черта лысого не найдешь. Я проговариваю про себя «черта лысого» и хихикаю. Смешно. Вот сковородка у нас с антипригарным покрытием. Можно было купить и с керамическим, но она выходила дороже и мама сказала, что и так сойдет. Иногда мне кажется, что она мне не мать, что меня взяли с детдома. Я рожден другой, высшей силой. Той, которая понимает, чем обычное покрытие отличается от керамики. Но я не обижен, ведь мама все-таки заботится обо мне. Хотя она и глупа. И экономит на здоровье. Моем и Лены.
— Свободная касса! — бок побаливает, но я все равно улыбаюсь. Лучшей из своих улыбок. Сегодня великий день. Для меня и моей богини. Я возвышаюсь над всей этой шевелящейся и жрущей массой примитивов. Потому что я люблю. И любим. И каждая клеточка моя резонирует этим недосягаемым для других величием. Эй вы, твари! Существа! Как вас там? Люди! Вы ничего не знаете. И не узнаете, ага?
Студенты никогда не покупают чиз, но сегодня я сую его им вместо гамбургера. Ешьте одноклеточные, сегодня я великодушен. У меня за спиной Ирина Михайловна орет на Гришу, а тот гугняво заикается в ответ. Амеба. Гриша, ты амеба, хочу сказать я. А все потому, что ты не любишь, и никто не любит тебя. Ты терминальный тупой. Тупее всего тупого человечества. Страшно жить без любви. Так же страшно, как и без ненависти. Чтобы жить, нужно любить и ненавидеть. Иначе никак.
Она долго ожидает. И меня это настораживает. Такое впечатление, что она хочет попасть на другую кассу. Ну, что же ты? Куда ты денешься от нашей любви, Лена? Я — кассир смены! Почти третья должность в ресторане. В моей власти все эти жалкие подавалы, орущие бессмысленные слова. Я бог — вседержитель! Я могу сделать всех, слышишь алмазная, всех людишек счастливыми! Все-таки она не уходит от меня, и мы оказываемся в одиночестве. В том самом золотом аквариуме, где остальные вяло шевелят жабрами. А мы льем друг на друга свою любовь.
— Апельсиновый сок и чизбургер, — старается не смотреть на меня. Еще бы, ведь окружающим вовсе не обязательно знать нашу тайну. Она умна. Вселенски умна моя фиалковая любовь.
— Ваш заказ сто девяносто семь рублей.
Я смотрю, как она ест. Аккуратно кусает меня и жует, запивая апельсиновым соком. В уголке ее розового рта капля кетчупа. Того, что делают из настоящих помидор. Капля кетчупа — это моя кровь. Мы вдвоем. Только мы. Я — всемогущий наблюдатель и она — хранящая нашу тайну. И меня в себе. Всего. Без остатка. Мы одно целое. На уровне атомов и молекул. Как же это хорошо — любить! Я улыбаюсь.
Завтра куплю билеты в Кастрополь. Поедем на автобусе, так выйдет дешевле.
Синий цвет на белом фоне (2020)
Почти сутки за рулем. Курить хочется, руки ломит, а в ушах гул. Последняя сигарета была километров сто назад где-то там, в холодной степи. Я выскакиваю из теплой машины под грохот «Хайвэй ту хелл», хлопаю дверью, и гитарные запилы Ангуса Янга сменяются сипением поземки.
«Что там у тебя, Алик?»- нежно шепчет зима.