— Будет дело! — объявил санитар и поспешил примазаться. — мы им сейчас такие учения устроим, да?
— Ты в дружину поспеши, что там у вас я не знаю. А про сторожей слышал, — оборвал я и выставил груз на крыльцо больницы. Запах каши с какао заставил чувственно трепетать ноздри, в желудке урчало.
— На завтрак! На завтрак! — орала где-то в глубине Анна Ивановна. Грохот посуды, приглушенный стенами, усилился. Я вздохнул и нырнул в двери. Завтрак начался и закончился. После него отборные кадры Марка Моисеевича были делегированы во двор для учений.
— Бойцы! Огнеборцы! — с чувством начал Геннадий Кузьмич, осматривая выстроенные перед ним гвардейские потешные войска, неспешно переваривающие манку с пятью каплями молока на ведро воды. — В этот самый миг, когда мы с вами готовимся к проведению ответственного мероприятия. А именно…? — помолчав пару мгновений и не получив реакции от строя, напоминавшего челюсть пораженного цингой дистрофика, сам себе ответил, — А именно — учений огнеборческой дружины! В этот самый момент, где-нибудь в Сарапуле, полыхает! В дыму и пожарищах мечутся неподготовленные люди! Они дезорганизованы! Их рукава не перемотаны, а огнетушители не заправлены. На это упущение, не раз указывал в своем гениальном труде, посвященном борьбе, замечательный автор Альберт Суходольский, книгу которого мы обязательно будем читать как до, так и после учений. Вот, что он пишет об организации…
Подполковник прервался и принялся искать нужный абзац в потрепанной брошюре. В это время в рядах огнеборцев воцарились хаос и брожение.
— А когда он петь будет? — тихо поинтересовался Петя-Чемодан у бабки Агаповны. — Чета он не похож на этого Болена твоего. И по-нашему говорит, нате-пате. Акцент у него немецкий должен быть.
— Будет петь, — ответила та, — вчера обещал. Болен это, чо я врать буду? Марк-то возле него вишь как пляшет. Язык то выучить вся недолга. Я вона по-немецки чисто говорю. Шассе! Хвассе! Гитлер!
— Если это Дитер Болен, значит на обед будет студень, — авторитетно заявил гражданин Горошко, одетый в меньшую на два размера пижаму, являющеюся тонкой местью Прохора в ответ на две кляузы в прокуратуру и одну в горздравотдел. — В прошлый раз Путин пролетал, на обед были сосиски.
При воспоминании о великолепных зеленых просроченных сосисках, закупленных Марком Моисеевичем за три копейки где-то на рынке, общество заметно оживилось.
— А куда он летел? — поинтересовался Петя. Все что касалось воздухоплавания, полетов или хотя бы прыжков в высоту, вызывало его неподдельное любопытство. Так бывает, когда твой папа уже пятнадцать лет на орбите, а тоскующий сын ожидает приземления в палате номер четыре.
— Знамо куда, Родину защищать. Сейчас врагов этих знаешь, сколько у Родины? Много, а он один, тут понять надо. Я ему даже поздравление отправлял. Поздравляю, говорю, с победой. А он мне отвечает…
— Врешь… — недоверчиво оборвал сын космонавта.
— А он мне отвечает, — с нажимом произнес Герман Сергеевич, — ваш запрос будет рассмотрен в самые кратчайшие сроки. Вот, что он мне отвечает. Занятой человек, тут понимать надо. А Прохор наш, сволочь редкая. Он у меня двести рублей взял на книги и пропил. А мне книги нужны, понимаешь? Я без них задыхаюсь. У меня вот Гумилева нет, а Гумилев мне…
— Шассе! Хвассе! Гитлер! — влезла бабка Агаповна.
— Да погоди ты, Дарья Петровна, — отмахнулся Петя-Чемодан. — А вот, предположим, на чем он летел, Путин-то?
— На самолете, знамо дело, на чем еще?
— На «Яке», зуб дам, на «Яке», — определил сын космонавта. — Шестипушечная модель. Для президентов специально делают. По телевизору показывали.
— Тише, ироды, — шикнул на беседующих обстоятельный Прохор, боявшийся пропустить, когда будут говорить о премиях в полторы тысячи рублей. Дальновидный санитар загодя запасся двумя мерзавчиками, один он предусмотрительно влил в себя, второй бережно хранил в кармане ватника, на случай если учения затянутся.
Геннадий Кузьмич, уловивший паузу в бормотании толпы, возвысил голос и приступил к новому абзацу из труда Суходольского.
— Готовность к борьбе — есть организация, помноженная на эффективные методы, — объявил он гнусным голосом. — Только если человек готов к борьбе, он сможет пожинать плоды своих усилий….
— Что он говорит? — переспросила слабослышащая бабка Агаповна.
— Сказал, сейчас на ужин поведут, — перевел гражданин Горошко, ежась в короткой пижаме. Безжалостный ноябрь хватал его тело студеными лапами.
— Какой ужин? А петь он, когда будет?