Порт стал тих и растерян. За несколько недель, казалось, облупилась краска, и высохли елки у управления. Краны, понуро свесив стрелы, разглядывали серую воду. Больной, проспав зиму, так и не проснулся.
Мы, в который раз, играли в «дурака», прислушиваясь к разговору капитана с Петровичем.
— Че делать будем, Толь? — механик пластал сало на газетке, постеленной на ящик.
— Хозрасчет, ема, Петрович. Нету фрахта. Кого тянуть? — Брониславыч, ковырялся в зубах, в поисках остатков обеда. — В управлении, все в отпуск ушли. Теперь самим искать надо.
— А соляру?
— Да то нальют… Я говорил уже..
— Тута Пашка пробегал, завтра уходят они.
— Пиздит, твой Пашка, — отрезал толстяк, — Нету такого … на доске, все в приколе.
- А может, зальем по самые уши, да в низа прокатимся? — невнятно предложил Петрович, набив рот хлебом с салом. Весь этот винегрет он пытался протолкнуть водкой.
— В Иран може? — мрачно пошутил капитан, — Черный флаг подымем. Тебе деревянную ногу справим… Сильвер Петрович, ема.
— Все одно Толя. Все одно… получки нема… груза нема… Может статься, и черный флаг подымем. — механик издал звук унитаза, проглотив пережеванное.
— Семен с грузового сказал, завтра подгонит че нибудь, — мрачный Брониславыч аргументировал неуверенно, этих «завтра» было уже много. И все в такое светлое будущее верить отказывались. Наотрез. Потому как его еще не было и быть не могло.
Но, в силу, каких-то веселых кульбитов фортуны для нас это завтра, как ни странно, случилось.
Тем утром, капитан явился просто фантастически — по руку с маленьким мальчиком, дымящим «Панетелас», одетым в смокинг и какое-то легкое пальтецо с полошащимися фалдами. Я забросил вечного моралиста Тацита, оставив ветру задумчиво шелестеть его грязноватыми страницами. Зрелище заслуживало внимания. Мало того, что толстяк почтительно слушал малыша, так он еще и поднес ему, тщательно сберегая в арбузных кулаках, чахоточное пламя спички. Картина была настолько невероятная, что героический матрос Саня Шипарев, позевывающий по левому борту, застыл с открытым ртом. Ветер гонял теплую пыль по бетону, щенячьи играя с мятым листом то прилепливая его к ногам собеседников, то унося. И когда парочка, наконец, подошла, все стало на свои места.
- Знакомьтесь, Валерий Кузьмич, — подобострастно протянул Брониславович, широким жестом указывая на свое воинство, — Мои орлы… Алик Баскаков…Виртуоз лебедочник… А это, кхм… Александр.
Александр захлопнул рот со звуком хорошо смазанных гильотинных ножниц. А малыш, пускающий дым в свежее небо, привычно отреагировал на наши лица и произнес хорошо поставленным баритоном
— Доброе утро.
— Здравствуйте, — я пытался смотреть на него равнодушно. Санька булькнул приветственную невнятность.
Вежливый Валерий Кузьмич, тут же потеряв к нам всякий интерес, начал тереть какие-то подробности с толстяком.
— Нас сейчас грузят, обещают управиться в течение часа. К восьми, мы уже должны быть на месте, вы понимаете?
- Все будет в лучшем виде.. Вы не беспокойтесь, — капитан пытался изящно изогнуться.
Малыш, посмотрев на него снизу вверх, произнес.
— Вы должны понять, что те невероятные деньги, которые я вам плачу. Это деньги за скорость и качество. Вы уловили?
— Все будет… Все будет… И скорость будет и качество… Все уловлено. У меня ребята. Вон… Орлы, — толстяк по привычке прибавил — ема!
— Ема, ема, — поморщился Валерий Кузьмич, — Деньги после разгрузки получите. Не раньше.
— Да нам бы аванец… На топливо, — капитан ощутимо плыл.
— Я с Семеном как договорился? — их разговор выглядел комичным, наниматель, едва достававший до пряжки ремня, полоскал Брониславыча, а тот мялся и сопел.- Отвезете, разгрузят, получите деньги. Топливо — не моя проблема.
— Ладно, — согласился толстяк и махнул рукой, — через полчаса будем.
— Не опаздывайте, — сигарный окурок исчез в реке. Затем Валерий Кузьмич сделал ручкой и исчез по направлению к грузовому терминалу, наполненному еле видимой отсюда жизнью.
— Отходим, Алик! — радостно заявил толстяк, с нежностью рассматривая микроскопическую спину нашего работодателя, — Отходим!
Отходим! Нет радостнее слова, после тягучих пустых недель. Все как то сразу прессуется в несколько мгновений и устанавливается обычная, но такая беззаботная суета.
Саня приставший было к капитану с вопросами, был сослан в кубрик с проклятиями.
— Сокрушу! — беззлобно заорал ему вслед Брониславович, на что тот быстро ссыпался вниз. В этом деле я матроса Шипарева понимал целиком и полностью, потому как, помимо всех остальных достоинств его собеседник обладал пудовыми кулаками, которые пускал в ход, не задумываясь. Хотя и всегда справедливо.