Прервав мелодию на середине, Миранель отложил флейту и пошевелил уставшими пальцами. Руки болели, губы саднило - несколько последних часов он играл почти без перерыва, пока не иссякла человеческая река и не пересохло бетонное русло тротуара. Теперь на город опускалась ночь, но Миранель намеревался отсидеть ещё хотя бы час: отчасти в надежде встретить подвыпившую компанию - пьяные щедры на подаяния, - а отчасти потому, что ему было противно возвращаться в полуподвальную каморку, в свой единственный дом...
Молодой эльф, едва разменявший пятый десяток, поплотнее запахнулся в длиннополую куртку из заговорённого твина и опасливо глянул на небо, где уже загорались первые звёзды, тусклые от городского света. Вызвездило, к холодам. Заговор заговором, но если, как в прошлом году, морозы ударят в середине октября, придётся туго. Впрочем, Миранель подозревал, что скоро костюм из ценной эльфийской ткани придётся продать и обзавестись дешёвой синтетической одеждой. На дне картонной коробки, стоящей перед ним, сиротливо поблескивали в свете фонарей с десяток монет разного достоинства, да шелестело на ветру несколько мелких купюр. Неплохо для одного дня, но если вспомнить удручающие прибыли за месяц, после оплаты счетов денег едва хватит, чтобы свести концы с концами. Вот если бы ещё какая-нибудь добрая душа расщедрилась...
Словно в ответ на его мысли, в начале улицы появилась пара фигур и неспешно двинулась по тротуару. Мигом забыв про усталость, Миранель схватил флейту в зубы. Мелодия, только вчера сочинённая и написанная, мгновенно взвилась на высшую ноту и потекла звенящим ручейком. В мягком сплетении звуков было всё: прохлада утреннего леса, где исполинские вековечные деревья ложатся на землю величественными тенями, а солнечные лучи, проникая сквозь кроны, высвечивают на траве алмазную россыпь росинок; звонкий голос ручья, выныривающего из-под корней и несущего свои хрустальные воды под арками сросшихся стволов; многоголосый гомон среди листвы, звонкая песнь жаворонка, монотонная считалочка кукушки, щебет и стрёкот мелких птах... Собственную душу, частичку самого себя эльф вложил в эту музыку, и флейта пела в его руках, словно живая, вплетая в городской смог почти ощутимый аромат цветов и трав.
Пара приблизилась. Это были мужчина и женщина, идущие рука об руку, негромко переговариваясь. Мужчина средних лет был одет более чем прилично - серый пиджак с серебряными запонками и модными костяными пуговицами, брюки на ремне с позолоченной пряхой, серебряная цепочка на бедре, лакированные чёрные туфли. На пальцах - несколько перстней с крохотными рубинами, за ухом - беспроводная гарнитура. Его походка была неспешной и уверенной - так по вечерним улицам ходят хозяева жизни. Можно было не сомневаться, что где-то позади, незримая и неосязаемая, скользит пара ифритов-охранников.
Девушка... Пальцы Миранеля продолжали автоматически складывать ноты, но глаза уже не могли смотреть никуда больше. Фигура и походка мгновенно выдавали её - ни одна человеческая женщина не могла быть сложена столь идеально и двигаться с таким изяществом; на своих длинных стройных ногах она словно плыла над тротуаром, едва касаясь его каблуками высоких сапожек. Одеяние лесной хранительницы очага выглядело куда фривольнее, чем позволяли устои - юбка слишком коротка, тонкая шерстяная кофта - с глубоким вырезом, демонстрирующим пышную грудь во всей красе.
Впрочем, Миранель удостоил это великолепие лишь мимолётным взглядом - его внимание всецело приковало к себе лицо незнакомки. Известно, что среди эльфиек не встречается уродин, но эта была ослепительной красавицей по любым меркам. Идеально очерченный овал лица; и огромные миндалевидные глаза, чёрные, как ночь под кронами Талан-Минора; и длинные пушистые ресницы, и густые угольно-чёрный брови, и аккуратный маленький носик, и полные чувственные губы, и мягкий румянец щёк на фоне светлой кожи... Её длинные каштановые волосы, вопреки обычаям, не были заплетены в косу и свободно колыхались за спиной; в остроконечных ушках блестели дорогие серьги. И во всём этом - ни капли фальши, ни грамма косметики, которую так любят самки людей. Эльфийка шла, обхватив локоть спутника и предано заглядывая ему в глаза, но даже то глуповатое выражение, которое она старательно придавала своему лицу, не могло испортить её красоты, чистой и совершенной. Если бы не флейта, Миранель, наверное, забыл бы, как надо дышать.
Проходя мимо, мужчина бросил на эльфа равнодушный взгляд. Его выбритый до блеска череп и брыластое лицо выдавали преуспевающего мафиози; Миранель так и не смог понять, почему в мире людей только мелкие преступники садятся в тюрьму, в то время как крупные идут к успеху. Во взгляде маленьких поросячьих глазок явственно читалось отношение к флейтисту - неоспоримое превосходство и гадливое презрение, словно смотрел он не на разумное существо, а на кучу дерьма.