Всё это вспомнила Лейлин после слов матери и обрадовалась, что разрешилась загадка. Вот кого видела и слышала она! То был горный пересмешник. Не удивительно, что это таинственное создание показалось ей умным — пожалуй, умнее многих людей. Неудивительно и то, что сумел он услышать песню в её мыслях.
Да… умный и добрый. И, наверное, одинокий… Почему-то еще тогда, слушая рассказ тётушки Неи, Лейлин подумала, что жизнь пересмешников печальна… Наверное, сама тётушка Нея считала так же и это как-то чувствовалось в её рассказе. Но как же грустно и одиноко должно быть одному-единственному пересмешнику, у которого в целом мире не найдётся родича или другого существа, подобного ему…
За этими мыслями Лейлин едва не пропустила слова отца, услышала только окончание. Почему-то он был встревожен еще больше, чем раньше и просил Лейлин быть осторожной. И мать тоже беспокоилась.
— Что ему нужно от тебя? — озабоченно спросила она.
Лейлин удивлённо посмотрела на родителей, на братишку, который один излучал только радостное любопытство и интерес, прислушиваясь и рассматривая рисунок Лейлин.
«Он хороший», — написала она и даже слегка обиделась за пересмешника. Как только родителям пришло в голову опасаться, что он может навредить ей? Но обижалась она недолго. Родители всегда волновались за неё. Вот если бы они сами увидели это создание, то поняли бы — он очень хороший. Удивительный.
— Доченька, я верю, что хороший… — мать нерешительно помялась. — Только всё равно будь осторожна. Ведь шаманка, ты знаешь, говорила, что настало опасное время и в нашей долине может случиться беда!
Лейлин изумлённо и недоверчиво подняла брови. Такого она ещё не слышала.
— Да-да! Это правда. Её слова слышали многие. Она сказала, что придёт буря и может унести кого-то, если не найдётся достаточно любви… — мать растерянно развела руками, словно недоумевая, где и кто должен это достаточное количество искать и сколько именно будет достаточно.
— Сказала, что Хранитель оставил нашу долину. На время. Но оставил. И сейчас, когда уходит старый год и нарождается новый, для нашей долины наступило время испытания. Можем ли мы сами устоять в бурю. Я ведь еще раньше хотела тебе рассказать! Да закрутилась и забыла…
Лейлин улыбнулась и успокаивающе погладила мать по плечу, без слов обещая, что запомнит и будет осторожна.
Укладываясь спать, девушка припомнила, что тётушка Нея с мужем недавно уехали — навестить родню, показать бабушкам и дедушкам внучку, которой недавно исполнился годик. На все зимнепраздники уехали. Может… Рохан — и есть дракон-Хранитель? Лейлин и раньше думала об этом. Как бы там ни было, теперь нечего надеяться ни на Хранителя, ни на многознающую и мудрую, несмотря на молодость, тётушку Неяниру.
С этими мыслями Лейлин заснула и приснился ей горный пересмешник. Сначала он сидел в ветвях вишнянки, там, где она видела его утром, а потом… — влетел в окно и обернулся юношей в пёстрой, как оперение лесного сычика, одежде — простого покроя рубашке и штанах из невиданной шелковистой ткани. Лейлин даже захотелось пощупать ткань, ведь она хорошо разбиралась в этом, сама ткала тонкое полотно, но потом взглянула она на лицо юноши и замерла.
Нельзя сказать, что был он уж очень красив, хотя черты лица приятные, тонкие, почти как у девушки. Но больше всего поразили Лейлин его глаза — золотистые, какие бывают только у птиц, не у людей. Взгляд их был в одно и то же время и озорным, и грустным, и как это возможно, Лейлин не понимала. Русые волосы юноши были растрёпаны, и это удивительно подходило ему, они даже немного напоминали встрёпанные перья птицы.
Так и стояли они, глядя друг на друга, пока юноша не окинул взглядом себя самого — свою одежду, руки — и, кажется, очень удивился, а потом радостно улыбнулся.
— Здравствуй, Лейлин, — сказал он. — Я давно хотел сказать тебе, как мне нравятся твои песни. Уже целый год я слушаю их.
— Целый год? — поразилась Лейлин, даже не понимая, что говорит — легко и свободно. — А я думала, что ты… мы встретились только вчера…
Юноша, кажется, смутился. И Лейлин, подумав, смутилась тоже. Если он слушал её песни, значит, и мысли её мог слышать?!
Юноша тряхнул головой.
— Прости, — сказал он. — Я ведь… не был человеком. И это часть моей натуры — слышать. Мне было грустно и одиноко, хотя у меня и есть здесь друзья, но всё же… Иногда становилось очень печально, тогда я находил тебя и слушал твои песни. Мне хотелось петь их вместе с тобой — и с каждым разом всё сильнее. Вот я и решил спеть твою песню прошлым утром. Ты ведь не сердишься на меня? — и он обезоруживающе улыбнулся.