Он отстранился — медленно, с видимым усилием, и Лейлин увидела, что в окошко уже заглядывает серенький рассвет самого короткого дня в году.
— Меня зовут Тайриш, — медленно проговорил юноша, с нежностью глядя ей в глаза. — Если буду нужен, позови меня. Не забудь — Тайриш. Завтра особая ночь. Без твоего зова я не смогу прийти.
— Тайриш, — повторила она и на миг прижалась к нему изо всех сил, обняла крепко-крепко. — Я не забуду!
Он кивнул, улыбнулся и исчез.
«Никогда не забуду, — подумала она, просыпаясь. — Тайриш… — повторила одними губами. — Тайриш».
Сейчас ей казалось, что она сумеет произнести его имя — произнести по-настоящему. Лейлин больше не чувствовала того камня, что все эти годы давил на грудь, запирая внутри её голос, её песни. Но попытаться и проверить, так ли это, она всё же побоялась.
Самый короткий день в году пролетел быстро, хотя и заставил жителей Счастливой долины поволноваться. Небо то и дело затягивалось тучами, из них крупными хлопьями сыпался снег, а ведь всем известно, что Снежноцветы раскроются только под светом звёзд и полнойТааны! Таана должна быть как на заказ — полная. Но тучи… тучи могут помешать. Однако ближе к вечеру почти прояснилось, и всё же на душе у Лейлин почему-то было неспокойно.
После раннего ужина, когда на улице окончательно стемнело, семья собралась на поиски чудо-цветка. Уже за порогом они обнялись — все по очереди, пожелали друг другу удачи — Лейлин одними только глазами и жестами, но её близким и без слов всё было понятно. Мама в очередной раз наставляла братишку, строго запрещая приближаться к Неспящему озеру. Малыш согласно кивал, подпрыгивая на месте от нетерпения.
— Не волнуйся, на подходах к озеру разложили костры, там решили выставить пост и поддерживать огонь до рассвета, — успокоил отец. — Не только мы беспокоимся за детей, а в этом году, похоже, никто не останется дома. Разве что те, кто ещё ходить не научились. Смотри, сынок, — продолжил он, — видишь огни в окнах вон там и там? Староста нарочно выбрал те дома, что стоят выше других. Там старики из тех, что не пойдут бродить по долине, решили собраться и ждать ребятню. Обещали приготовить горячее питьё, пироги и другие сласти, а то знаем мы вас — будете бродить, пока не промёрзнете насквозь!
— Здорово! — глаза братишки сияли.
— Так смотри же, не задерживайся. А то без тебя съедят всё вкусное, — с озорной улыбкой прибавила мать.
Лейлин тоже улыбнулась, отдавая должное нехитрой уловке, которую не только она, но и братишка легко раскусил. Раскусить-то раскусил, но ведь про вкусное — правда. А отправиться ночью в один из самых богатых домов посёлка лакомиться сладким… — отличная приманка. Теперь ребятня точно не станет блуждать до утра, отмораживая носы и уши.
Наконец они разошлись в разные стороны, сначала по расчищенным от снега нешироким улочкам посёлка, а дальше уже по тропкам да и просто по снежной целине.
Снег был не глубоким. Счастливую долину почти никогда не заметало как следует, как, говорят, бывает в других местах — так что и не пройти. Разве только на лыжах. А у них снег покрывал землю не больше, чем пуховое одеяло, если бы кинули его на землю.
Таана уже высоко поднялась в тёмном небе, отливающем в густую синеву, и всё вокруг осиялатем удивительным волшебным светом, какой бывает только в такую вот ясную зимнюю ночь, когда серебристый свет, льющийся с небес, наполняет снег, укрывший землю, мерцающим нежно-искристым сиянием. И кажется, что это сам снег светится изнутри, переливается иней, выбеливший и опушивший каждую веточку на кустах и деревьях. Замер в этом сиянии сказочно-прекрасный мир, словно и сам не мог поверить в такое совершенство и боялся пошевелиться, чтобы не нарушить волшебство этой ночи.
И такая глубокая и мягкая стояла вокруг тишина, что даже редкие случайные звуки — далёкие голоса или хруст задетой ногой ветки или поскрипывание снега — не нарушали эту тишину, а лишь помогали еще лучше прочувствовать её торжественное молчание. Казалось, в ней можно услышать хрустальный звон далёких звёзд и нежный шорох, с которым ложится на землю снежинка.
Лейлин остановилась, глядя в небо и вокруг широко раскрытыми глазами. Она всегда остро чувствовала красоту, но никогда еще мир не представал перед ней настолько прекрасным… Настолько, что его красота и хрупкость казались непереносимыми, так что дыхание перехватывало и слёзы подступали к глазам. Ей почудилось, что в этом совершенном безветрии и безмолвии она ощущает легчайшее дуновение оттого, что где-то — в невообразимой дали и в то же время совсем рядом — открывается таинственная дверь, отделяющая прошлое от будущего и один год от другого.