Он посмотрел на свою жену. Галина разглядывала что-то, он подошёл и она протянула ему почти детскую ладошку. На ней лежало серебряное кольцо с двумя глазками-изумрудами. Как -то растерянно проговорила: «Она сказала, что в нём сила, которая всегда будет охранять нас». «Наверное она права. Пойдём отдыхать, а завтра решим, оно — он обвёл взглядом вокруг — нам «надо»? Думаю, нет! Хватит, устал. Пора наконец заняться собой. Вспомнить...».
ОЛЬСИЯ ИЗ ПОДЗЕМНОГО МИРА.
Лёгкие нарты стрелой неслись по нежной молодой траве. Шойлок гнал оленью упряжку, боясь, что не довезёт свою находку. Люди выходили из чумов, говорили громко: «Смотрите, Шойлок поймал огромную лису!». Огненно-красный хвост летел за нартами.
Шойлок торопился домой, к матери. Ему не нравились любопытные разговоры соседей — вечно они лезут не в свои дела. Соседи платили той же монетой: сына старой Алязьме не особенно уважали. Этот молчаливый парень до сих пор не женился, из города ему наверное невесту надо. После того, как пропал старый Кяжеке, они совсем обособились, даже чум перетащили подальше от соседей.
Джуня, одна из собак прибежала первой, громко залаяла. Шойлок увидел, что вышла мать — машет рукой. «Ну слава Духам! Жива мать, жива». В последнее время жаловалась Алязьме на здоровье: «Что если подведут меня ноги? Не смогу я вставать — кто хозяйство вести будет? Жениться тебе надо, хозяйку в чум приводить». Шойлок отмахивался: «Некогда мне, оленей пасти надо, на охоту ходить. Да ты же крепкая, вон сколько пережила!». Они замолкали, тяжело им было после того, как пропал Кяжеке на охоте. Сколько тогда слёз пролила Алязьме, только она и знает.
Алязьме подошла к нартам, спросила: «Что там под шкурами?». Шойлок откинул один край и Алязьме увидела...чудную хрупкую девушку, лежащую с закрытыми глазами. Рыжий хвост, который соседи назвали хвостом лисы, оказался расплетённой косой огненно-рыжего цвета. Ничего Алязьме не спросила, только молча приподняла полог, когда её крепкий сын подхватил на руки лёгонькую девушку и занёс в чум.
Шойлок осторожно положил девушку на свою лежанку, а сам видя, что матери не терпится спросить, что еле сдерживается, хоть и не любопытна,( не каждый день с охоты такое привозят), сказал: «Всё расскажу, оленей распрягу, да и собак покормить надо».
Пока сын ходил, Алязьме смотрела на девушку. Та не шевелилась, только очень медленно поднималась маленькая девичья грудь. Значит жива, но в глубоком обмороке. Дед Алязьме, потомственный шаман рассказывал девочке о странных случаях. Говорил он бывает такое, что дух ушёл из человека и ходит где-то, а человек лежит, как мёртвый. Вот и надо найти дух человека и уговорить его вернуться в тело, а иначе умрёт человек.
Она пододвинулась совсем близко к девушке — кожа у той белая, тонкая, брови не широкие — красивые с надломом, нос, тонкий изящный; губы чуть пухлые и одета...нет, не видела старая Алязьме такую одежду, даже в городе так не одевались. Платье на ней тонкое, как будто из снега соткано, искрится. Потрогала Алязьме недоверчиво ткань, оказалась не холодной, а тёплой и пушистой.
Шойлок вошёл в чум, присел рядом, рассказывать начал: «Пошёл проверять я капканы — пустые все. Расстроился, что же я домой с пустыми руками вернусь? И тут вижу прямо передо мной на поляне из под земли столб огня вышел, а потом исчез, как будто и не было ничего. Подбежал я к тому месту, вижу она на земле лежит. И никаких следов, трава ничем не опалена. Не знаю я мать кто она и что там было, но не мог я её там оставить, ведь живой человек!».
«Да загадку ты мне загадал сын, отгадать бы - тихо проговорила Алязьме- попробую я ритуал сотворить, которому меня дед научил. Ты не мешай мне, выйди из чума — одна я должна быть». «Хорошо мать. Знаю, мудрая ты, что-нибудь придумаешь». Тихо вышел и полог подоткнул.
Алязьме пошла к своему сундучку, порылась в нём, в самом низу нашла стеклянную бутылочку. Поболтала — густым снадобье стало. «Пять капель, не больше, — вспомнила слова деда — иначе сама за пелену уйдёшь». Ковшиком зачерпнула воды, налила в кружку, накапала снадобье. С трудом сглотнула ядовитую горечь, горло обожгло, в голове зашумело, в глазах замелькало.
Людей каких-то увидела, кричат, зовут кого-то. Женщины одеты как девушка, что перед ней лежит, а мужчины — в длинных белых рубахах и штанах. Рубахи расшитые узорами, ей Алязьме незнакомыми. Потом пропали они. Дальше смотрит Алязьме, видит силуэт женский, одна ходит, поближе подошла — так это же она, незнакомка, что перед ней лежит в чуме. Не стала молчать Алязьме, говорить стала: «Сюда иди милая, иди ко мне. Ч то скажу я, - девушка остановилась, слушать стала — заблудилась ты! Ищут тебя твои-то, а тело у нас лежит. Если не вернёшься в тело, пропадёшь совсем. А так что-нибудь придумаем. Молода ты в мир иной уходить, поживи!».
Девушка слушала как тихо и ласково говорила Алязьме и вдруг пропала. Потом всё серым стало, открыла глаза Алязьме. Сколько времени прошло — она не знала, но увидела, что и девушка глаза распахнула. Глаза — голубые, как льдинки, как кусочек неба летом.
Встала Алязьме покачиваясь, позвала сына. Шойлок вбежал в чум. Спросила: «Долго я сидела?». «Долго мать, очень долго! Вечер уже, а ты в середине дня начала». «Иди, глаза она открыла, посиди с ней, я на воздухе побуду — тяжело мне было».
Как будто не на своих ногах вышла Алязьме из чума, присела на землю, погладила мелкую зелёную травку. Очень любила она это короткое северное лето — трава топорщится, небо синеет. Солнце понемногу пригревает. Всякая мелочь: жучки, паучки повылазили, торопятся куда-то. А вот Алязьме торопиться некуда и дом её здесь, и сын рядом (вон чудо какое привёз).
Ольсия открыла глаза и не поняла где она. Два глаза смотрели на неё внимательно и ласково. Словно из тумана вышло старческое морщинистое лицо. Потом она увидела, что лицо принадлежит женщине, невысокой, немолодой. Женщина вдруг исчезла, подошёл мужчина с такими же узкими глазами. Но искорки в глазах подошедшего говорили о молодости.
Ольсия попыталась подвигать руками и ногами. Тонкие пальцы на руках сразу обрели живость, а вот ноги двигаться не хотели. Растерянно посмотрела она на мужчину, взглядом показала на ноги. Тот что-то начал говорить, но вот слов его Ольсия не понимала. Появилась женщина и они начали переговариваться. Женщина опустилась на пол возле ног Ольсии и начала мягко растирать онемевшие пальцы. Медленно, очень медленно потекла застывшая кровь, ноги стали оживать. От старых жестковатых рук Алязьме шёл жар и передавался Ольсии.
Вдруг почувствовала она, что способна встать и идти. Но куда? Где она? Как найти слова, чтобы объяснить этим добрым людям, что нужно ей домой, в Каспею.
Девушка осторожно освободилась от рук женщины и присела. Теперь уже она взяла в свои тонкие пальчики старые с пергаментной кожей руки Алязьме, прикоснулась к ним губами и лбом. Уважение и благодарность выразила она этим жестом. Алязьме поняла, закивала, заулыбалась.
Начала говорить Ольсия в надежде, что поймут её эти люди:
- Я, Ольсия из подземного мира Каспея. Не знаю куда я попала и как. Помню что молились мы в храме и творили. Как всегда огонь пришёл. И захотелось мне почему-то войти в него, хотя запрещали нам это. Что потом было тоже не помню… и вас не знаю, кто вы?