— Понял! — крикнул я в ответ, но на душе у меня стало совсем мерзко.
Дело в том, что по натуре своей я человек мягкий и терпеть не могу всяких криков. И потом в этот момент я подумал, что он мог бы не отрывать меня от важного дела, тем более что собирался демонстрировать на трапеции самые элементарные трюки. Анжело между тем выпустил из рук свободную трапецию; и когда она, описав в воздухе идеальный полукруг, снова вернулась к нему, оттолкнул ее от се6я еще сильнее. Потом, встав ногами на перекладину второй трапеции, он оторвался от стойки и понесся по воздуху. Снизу мне было видно, как он внимательно следил за свободной трапецией, рассчитывая момент для прыжка.
Его трапеция возвратилась в исходное положение и снова устремилась вперед. В то же мгновение свободная трапеция достигла своего апогея и полетела ему навстречу. Я увидел, как он наклонил вперед голову и, оттолкнувшись от перекладины согнутыми ногами, взвился в воздух. Выполнив довольно чисто двойное сальто, он полетел вниз головой, вытянув перед собой руки для захвата свободной трапеции. Но Анжело плохо рассчитал: трапеция пронеслась мимо, и вместо перекладины пальцы его схватили воздух. Я так и застыл на месте, широко раскрыв глаза и невольно схватившись рукой за сердце. Анжело летел вниз головой, растопырив перед собой руки. Еще мгновение — и голова его воткнется в опилки манежа! Я сорвался с места, яростно кляня себя за то, что разрешил этот прыжок без сетки. Господи, что будет теперь с моим цирком, какие неприятности ждут меня впереди!.. Анжело камнем падал на манеж. Я стиснул зубы и, зажмурив глаза, стал ждать удара. Удар раздался глухой и страшный, затем в цирке воцарилась гробовая тишина. Со вздохом я открыл глаза и стал всматриваться в то место, где рядом с барьером висело облако взметнувшихся опилок. Я ни на что, собственно, не надеялся, просто мне почудилось, что там что-то шевелится. И вдруг мне показалось, что я схожу с ума. Сэм Анжело стоял, небрежно поставив ногу на барьер манежа, и деловито счищал опилки, приставшие к трико. Покончив с этим занятием, он спокойно направился ко мне.
— Как вам понравился мой номер?
Я стоял, вылупив на него глаза, и, наверное, в этот момент был чертовски похож на библейский соляной столб.
— Что вы скажете о номере? — требовательно повторил он.
— Доктора! Доктора Липского на манеж! Немедленно! — что было сил завопил я.
— Доктор мне не нужен, — сказал Анжело и, улыбнувшись, уселся передо мной. — Так как, Муллинс, понравился вам мой прыжок?
— Значит, вы... упали нарочно? — Я быстро окинул взглядом его фигуру. Все кости были как будто целы, крови я тоже нигде не заметил.
—Конечно, — ответил он. — Это же моя специальность. Я заранее рассчитал это падение, Муллинс. Знаете, почему публике нравится смотреть выступление воздушных гимнастов? Людям нравится смотреть на выступление воздушных гимнастов главным образом потому, что человеческой натуре свойственно бессознательное недоверие или прирожденное зло, если хотите. Они смотрят на наши смертельно опасные трюки и в душе думают, что их просто дурачат — как же так, трюк смертельный, а гимнаст не падает на манеж и не ломает себе шеи? Упади гимнаст на манеж и разбейся вдребезги — вот тогда публика обязательно поверит, что это не фокус, и получит полное удовольствие за свои деньги. В моем трюке все рассчитано точно, и человеческая психология была тоже принята мною в расчет.
— Вы хотите сказать, что долго тренировали этот трюк?
— Да. Первый раз я прыгнул со шкафа, потом выпрыгнул из окна первого этажа, затем совершил прыжок с крыши трехэтажного дома и только уж потом рискнул прыгнуть с... Впрочем, я, кажется, отнимаю у вас время, Муллинс?
— В чем дело? Что случилось, Мун? — закричал доктор Липский, выскочив на манеж в мягкой рубашке с расстегнутым воротом. — Что случилось, Муллинс?
— Все в порядке, док...
— Тогда какого черта меня подняли?..
— Просто я хотел сообщить новость. Дело в том, что я только что взял еще одного воздушного гимнаста.
— Ага, вот оно что-о-о!.. — протянул док Липский и пьяной походкой побрел с манежа.
Мы перекочевали в другой город, и там я познакомил Анжело с его коллегами — гимнастами Фарнингсом, Эдвардом Грейтом и Сю-Эллен. Я тогда был молод и часто заглядывался на Сю-Эллен и ее хорошенькие, стройные ножки. У нее были светлые, соломенные волосы и бездонные голубые глаза. Когда я представил ей Анжело, глаза их встретились, и я усомнился, разумно ли я поступил, приняв Анжело в свой цирк.