Торговля шла где-то за зданием, продавщицы и весов не было видно, но когда мы подъехали к хвосту очереди, из-за угла выскочил парень с двумя пакетами апельсинов и на рысях помчался к парадному входу — обмывать, значит, это дело.
Мы попрыгали из машины и удлинили очередь еще метров на шесть-семь. Ну, братцы, тут был чистый фестиваль песни и пляски!
— А путь наш далек и долог… — голосили какие-то ребята с теодолитами. Шпарила гармошка. Девчата плясали с синими от луны и мороза, каменными лицами. Галдеж стоял страшный. Шоферы то и дело выбегали из очереди прогревать моторы. Понятно, там и сям играли в «муху». Какие-то умники гоняли в футбол сразу тремя консервными банками. Лаяли собаки нанайцев. Нанайцы, действительно умные люди, разводили костер. Там уже пошел хоровод вокруг костра и вокруг задумчивых нанайцев. Тыр-пыр, подъехали интеллектуалы. Катя давай плясать, и Колька Калчанов туда же.
— Заведи, Сережа, свою шарманку, — попросил я.
На груди у товарища Орлова висел полупроводниковый приемник.
Какой-то богодул бродил вдоль очереди и скрипел зубами, словно калитка на ветру. Иногда он останавливался, покачивался в своем длинном, до земли, драном тулупе, смотрел на нас мохнатыми глазами и рычал:
— Рюрики, поднесите старичку!
Сергей пустил свою музыку. Сначала это было шипение, шорох, писк морзянки (люблю я эту музыку), потом пробормотали что-то японцы, и сильный мужской голос запел «Ду ю…» и так далее. Он пел то быстро, то медленно, то замолкал — и тут рассыпался рояль, а потом он снова сладкозвучно мычал «Ду ю…» и так далее.
— Фрэнк Синатра, — сказал Сергей и отвернулся, поднял голову к луне.
А Катя с Колей отплясывали рядом, не поймешь, то ли под гормошку, то ли под этого сенатора. Что-то у них, кажется, произошло.
— Что-то Катрин расплясалась с Калчановым, — шепнул мне Базаревич, — что-то мне это не нравится, Вить. Что-то Кичекьяныч-то наш…
— Молчи, Леня, — сказал я ему. — Пусть пляшут, это дело невредное.
Пойду искать Люсю. Чувствую, что где-то она здесь. Почему бы и мне не поплясать с ней по морозцу?
Я уж было отправился, но в это время к очереди подъехала машина «ГАЗ-69», и из нее вылезло несколько новых любителей полакомиться.
— Кто последний? — спросил один из них.
— Мы с краю, — сказал я, — только учтите, ребята, что за нами тут еще кое-кто занимал. Учтите на всякий случай. Возможно, еще одна когорта подвалит.
— Нас тоже просили очередь занять, — сказал один моряк, — сейнер «Норд» приедет.
— Понятно, — сказали новые, — а товару хватит?
— Это вопрос вопросов, — сказал я. — А вы сами-то откуда?
— С Улейкона, — ответили они.
— Ну, братцы, — только и сказал я.
С Улейкона пожаловали, надо же! Знаю я эти места, бывал и там. Сейчас там небось носа не высунешь, метет! По утрам откапываются и роют в снегу траншеи. Здесь тоже частенько бывает такое и всякое другое, но разве сравнишь побережье с Улейконом?
— Мы тут новую технику принимали, — говорят ребята, — смотрим, апельсины…
Пьют там от цинги муть эту из стланика. Помогает. Кроме того, поливитаминами в драже балуются.
— Пошли, ребята, — говорю я им, — пошли, пошли…
Наши смекнули, в чем дело, и тоже их вперед толкают.
За углом здания, прямо на снегу, стояли пустые ящики из-под апельсинов. Две тетки, обвязанные- перевязанные, орудовали возле весов. Одна отвешивала, а другая принимала деньги. Несколько здоровенных лбов наблюдали за порядком.
— Красавицы! — заорал я — Товару всем хватит?
— Там сзади скажите, чтоб больше не вставали! — вместо ответа крикнула одна из продавщиц.
— Стойте здесь, братишки, — сказал я и врезался в толпу.
— Спушайте, — сказал я очереди, когда оказался уже возле самых весов, тут люди издалека приехали, с Улейкона…
Очередь напряженно молчала и покачивалась. Ясно, что тут уже не до песен-плясок, когда так близко подходишь. Все отворачивали глаза, когда я на них смотрел, но я все ж таки смотрел на них испепеляющим взором.
— Ну и че ты этим хочешь сказать? — не выдержал под моим пристальным, испепеляющим взором один слабохарактерный.
— С Улейкона, понял? Ты знаешь, что это такое?
— Ни с какого ты не с Улейкона! Ты с Фосфатки, я тебя знаю, — визгливо сказал слабохарактерный.
— Дура, я-то стою в хвосте, не бойся. Я ничего не беру, видишь? — Я вынул авторучку, снял с нее колпачок и сунул ему в нос. Таким типам всегда нужно сунуть в нос какое-нибудь вещественное доказательство, и тогда они успокаиваются.