Санни вылетает из кинозала. Она понятия не имеет, чего именно боится. Не тебя — помни это. Ты — только символ. То, что обозначено тобою, — вот это страшно.
Санни рвет с места квадроцикл, думая лишь о том, как бы домой, поскорее… И чуть не сносит голову ездовой черепахе, которая как раз выворачивает с парковки. Матрона в тоге выбирается из паланкина, что на спине животного, и обрушивает на Санни все свое презрение. Дама выглядит на сорок, значит, ей добрых шестьдесят. Она ненавидит Санни уже за один ее возраст. Девушка сжимается, прячется в собственные плечи. Тогда ты подходишь к матроне сзади и кладешь ей на загривок когтистую пятерню.
Та оборачивается — и тухнет. Вот она была и звучала, а вот ее уже нет. Замерзла. Ты говоришь:
— Ух-ух. Уезжай, ну! — и отпускаешь шею женщины. За полминуты след простыл — ее и черепаший.
— Зачем ты… зачем ты следишь за мной?..
Ты должен улыбнуться. Это сложно сделать при твоей-то уродской пасти. Улыбка выйдет грустная, но как раз такая и нужна.
Затем ты покачаешь головой — и уйдешь.
Вернувшись домой, Санни-Эола отбросит к чертям всю ложную смелость. Полночи она будет курить опиум, рыдать на мощном плече подруги в сари, вместе с нею смеяться до слез над чем-то идиотским, рассказывать истории из детства, которого никогда не было. Подруга станет утешать, поглаживать по волосам, поддакивать, не понимая, о чем говорится.
Среди ночи, когда Санни одуреет и окосеет от вина и курева, подруга спросит про гориллу. Мол, что это за тварь? — спросит она. Не твой ли бывший? — предположит.
— Какой еще бывший? О чем ты речь ведешь? — тревожно удивится Санни.
И подруга сдуру начнет пояснять: ну, мол, твой бывший, тот самый, который недавно…
— Я без понятия, куда ты клонишь! — отрежет Санни. — Не знаю бывшего, не знаю будущего! Гориллу тоже не знаю! Прекрати об этом говорить, а то разозлюсь.
Хорошо, хорошо, — обиженно проворчит подруга… и вот тогда, в глубокой заоконной темени, завоют волки. Протяжно так, уныло, голодно.
— Снова оборотни разгулялись, — буркнет равнодушно девица в сари. — Когда уже их разгонят?
Вой сорвется в скулеж, словно зверю пережали глотку, потом снова взовьется к луне.
— Не похоже на оборотней, — скажет Санни, а сама — белее полотна.
— На горилл тоже не похоже, так что не бойся, — пошутит было подруга и хохотнет, но тут же заткнется.
— Знаешь, на что похоже? — скажет Санни (а волки: арррруууу-уууу-уууу…) — Это как у Джека Лондона, на севере. Они так воют, когда очень голодны, а рядом — человек. Волки идут по его следу, ждут, пока ослабеет, и ночами воют. Когда человек не спит, силы уходят быстрее.
Подруга снова хохотнет — от нас, мол, до севера, как до…
— Они так воют, когда ты обречен, — скажет Санни очень серьезно — и заплачет.
Подруга вновь станет гладить ее, вольет в горло рюмку ликера, другую. Сходит в кладовку, принесет огнемет, откроет окно, рыгнет в ночь языком пламени. Скажет: пусть эти оборотни только сунутся, я — скажет — угощу их дыханием дракона! Санни под утро вырубится — голова на коленях подруги, лицом к ее животу.
Полдня проспит, с трудом разлепит глаза. Разбитая и босая побродит по дому, завернувшись в плед. Накормит барса, выпьет виски. Съест какого-то снадобья, запьет новым виски. Ей станет легче от взгляда в зеркало: по-прежнему великолепна, до дрожи беспомощна; все те же огромные глаза. «Тебе нужно развеяться», — скажет подруга, и через пару часов сумеет-таки уговорить. Они выйдут на прогулку. Идея так себе.
На асфальте мелом, начиная от самой калитки, написаны в столбик числа. 26 — на 9 лет больше возраста Эолы. 58 — на 6 кило тяжелее ее. 160 — пятью сантиметрами меньше ее роста. Дальше — некая дата, номер телефона… Санни-Эола замрет возле даты рождения.
— Извини меня… Веду себя глупо, конечно, я понимаю. Пойдем домой, а?
— Пф! — удивится подруга, но глянет в лицо Санни и расхочет спорить.
— Хочешь, уедем отсюда? В другой город прокатимся, а? — спросит подруга уже дома.
И Санни воспрянет было:
— Уедем?.. — как вдруг осечется… сомнение, туман. — Нет, что-то мне не хочется этого. Не лежит душа…
И ты, слышащий в наушниках подслушки этот диалог, имеешь полное право улыбнуться: у Санни началась жажда. Неопределенный страх, пугающая неизвестность — одно из самых тяжелых эмоциональных состояний. Человек неспособен долго находиться в нем. Скоро наступает неосознанное желание развязки и раскрытия тайны любой ценой. На нашем языке это зовется жаждой.
— Ладно. Давай хоть чаю, — скажет подруга и отправится на кухню. Сварит, принесет. Возникнет ароматное тепло, сладости. Санни расслабится от этого немного, вернется легкий намек на покой…