Сказала:
— Ритгар, расскажи мне о тех землях, что за пустыней. Я ничего подобного прежде не слышала!
Он улыбнулся с облегчением и принялся рассказывать голосом певучим, как ручей.
И рассказывал и в другой день, и в третий… Алия много знала о том, что делается в королевстве, но почти ничего о том, что за его пределами. Она слушала слова кочевника, как дети слушают сказки.
На севере, оказывается, живут люди в мехах. Их лошади рогаты, а их жилища сделаны из шкур медведей. Их очень мало, этих людей, и если пойти на них войной, то они не примут сражение, а будут только отходить все дальше на север, пока войско врага не замерзнет насмерть среди снега. Это проклятая земля: боги заморозили ее в наказание, когда северяне убили священного Серебряного медведя, а шкуру его боги подняли в небо, и порою можно увидеть, как она сияет среди звезд.
А на юге стоят горы. Они так могучи и великолепны, что когда ты видишь их впервые, то сердце замирает в груди на целую минуту, и ты думаешь: вот ради этой минуты я и жил! Но когда ты поднимешься на высочайшую из гор и оттуда глянешь вниз, на всю землю разом, то понимаешь: боже, до чего несчастны те, кто стоят там, внизу! Впрочем, подняться туда еще сложней, чем победить рыцаря: вершина стряхивает с себя людей, как мошкару, порою сбрасывает их даже вместе с кусками собственной кожи — вот до чего она не любит людей.
А на восходе, за белой землей, как и говорилось, стоят величавые города. Их жители дьявольски богаты и до того влюблены в себя, что неспособны любить никого другого. Их женщинам приходится обнажать бедра и животы, мазать свои стройные тела блестящими цветными маслами и танцевать диковинные и страстные танцы, чтобы заставить мужчин хоть раз-другой взглянуть на них. В тех землях все живут во дворцах. Кто живет не во дворце, а просто в каменном доме, тот считается бедняком и от стыда закрывает лицо маской. Но самое странное в тех землях — это их корабли. Они огромные и округлые, в брюхе каждого сидит полсотни маленьких упрямых лошадок, которые зовутся ишаками. Эти лошадки ходят по кругу и вращают в воде разлапистое колесо, как у мельницы. От этого корабль плывет даже без парусов, и на таком корабле можно переплыть море!
А уж за морем…
Алия уже не могла оторваться от этих рассказов. Мир, отгороженной от нее бастионами мужеской опеки, был невообразимо велик, оглушительно разнообразен. Сказки, что рассказывала мать, становились тусклы против этой реальности. Алия боялась даже мечтать своими глазами увидеть все это: вдруг от ее прикосновения дивные картины рассыплются, окажутся будничными и серыми?.. А вдруг, это просто вымысел, вдруг Ритгар сочинил все лишь потому, что ей нравится звук его голоса?..
В любом случае, — думала Алия и жесткой метлой загоняла мечту в подобающий ей темный угол, — в любом случае, я стану матерью. Матери подобает быть дома и растить ребенка. Так правильно.
Правильно.
Правильно — это ведь не чувство, верно?..
Спустя три недели после ранения, Ритгар настолько окреп, что смог свободно ходить. Тогда он попросил Алию вернуть ему меч.
— Ты решил уйти?.. — с огорчением спросила девушка. — Ты еще слишком слаб…
— Но я могу ходить, а значит, смогу уйти из крепости. Я и так утомил тебя, — он и сам не хотел уходить, потому добавил еще: — Да и твой муж может скоро вернуться из дороги. Тогда нам придется сразиться, а я уже достаточно силен, чтобы убить его. Это сделает тебя несчастной.
— Мужа не будет еще добрую неделю, а ты еле ходишь! Останься хоть на три дня.
Он кивнул.
— Но меч все равно верни. Мне нужно упражняться.
Алия принесла его оружие и сказала:
— Можно, я посмотрю?
Грозная быстрота его удара засела в памяти, как и холодок смерти у затылка. Хотелось увидеть со стороны.
— Смотри.
Ритгар начал двигаться. Словно рассказы о дальних странах, это было не похоже ни на что. Мечники барона, рыцари, даже сам отец дрались совсем иначе. Кочевник не старался вложить много силы в удар — плохонькая сталь его меча неспособна была прорубить доспех, и он знал это. Но его движения перетекали одно в другое, как и слова. Невозможно было различить начало и конец выпада, рука с мечом никогда не останавливалась — она плясала непредсказуемый дикий танец, и солнечный блик на клинке чертил в воздухе сияющие узоры. Казалось, по залу летают молнии.