Девочка растерялась, глазенки ее округлились.
— Ага, сам вижу. Со слезами пришла… Ну, это кое-что, с этого будет польза. Заходи!
Он протащил ее за руку вглубь дома. В той комнате не было окон и свечей, царила темень, лишь мерцали на полке четыре склянки, наполненные, кажется, светлячками.
— Так что ты там надумалась спросить?
— Кому я нужна? Для чего я живу? Я, вообще, нужна хоть зачем-то?! — скороговоркой прошептала Миранда.
Колдун цепко схватил ее за подбородок и вырвал с макушки волос. Сунул в рот, пожевал, выплюнул.
— Тьфу… Неряха. Зачем-то нужна, это уж точно.
— Точно? Простите, но вы уверены?
— Уж ясно, уверен! Кобылу могу поставить против мышиного хвоста, что зачем-то ты нужна на этом свете.
— А… простите любезно… зачем? Какой смысл во мне?
— Уууу… — протянул колдун.
Щелкнул пальцами над столом, уронив дюжину искр в чашу. Металлический порошок, что был там, вспыхнул, в красных отблесках колдун внимательно оглядел лицо Миранды.
— Смелая девочка… Желаешь знать, зачем живешь? Уверена?
— Очень-очень хочу! Больше всего!
— Не пожалеешь?
— Ни за что.
— Что ж… сперва плата.
Одного за другим он взял двух черных пауков с крестами на спинах и посадил их на щеки девочке — на левую, затем на правую. Миранда ахнула, а колдун ухватил ее за руку и вывернул большой палец против сустава. От боли слезы брызнули из глаз девочки, насекомые тут же собрали их лапками и проглотили.
— Хорошо, — сказал колдун, снял левого паука и сунул себе за пазуху. — А теперь — смотри внимательно.
С этими словами он швырнул правого паука в огненную чашу.
Пламя вспыхнуло ярче и сделалось синим, затем фиолетовым. Миранда смотрела в него, и вдруг среди трепещущих языков со всей пронзительной отчетливостью увидела она…
СМЫСЛ.
Она не помнила, как вернулась домой. Очевидно, всю дорогу кричала, поскольку горло теперь саднило. Дома металась из комнаты в комнату, пытаясь найти ту, где будет не так страшно — но такой не было: все они располагались слишком близко к башне колдуна, к чаше с огнем и к… Миранда убежала из дому. Всю ночь бродила по переулкам, околицам, по грязным ремесленным трущобам, безлюдным захламленным торговым площадям… Она не замечала ничего, тяжкий груз на плечах отнимал все силы маленькой души ребенка. Смысл давил ее, как мельничный жернов, волок в глубину, в черноту, в ужас.
Наконец, обессиленная, Миранда уснула в чьем-то крохотном садике. А когда проснулась, поняла, что начисто позабыла увиденное в пламени.
Однако страх остался, и сделался отныне неизменным спутником Миранды.
Сначала девочка в пух и прах рассорилась с матерью. Миранда не желала больше учиться шить или куховарить — от этих занятий была польза, а польза неприятно близко лежала к смыслу. Швея свирепела, бранилась, срываясь на слезы — дочери не было дела. Ее новый ужас вытеснил прочь страх перед мамой. Зато с отцом отношения пошли на лад. Он был восхитительно бессмыслен, этот вечно злой и пьяный слабый человечек, и Миранда ощущала к нему тепло. Лишены смысла были и его песни под лютню — заунывные баллады о давних лордах, неизбежно смелых и могучих, да о давних принцессах, одинаково прекрасных, как серебряные монеты с профилем короля. Девочка охотно училась у отца этому искусству, даже, бывало, пела с ним вместе на свадьбах. Впрочем, вскоре Миранда открыла, что звуки лютни без пения милее ей — песни все же состоят из слов, слова содержат крупицы смысла.
Сверстники сторонились Миранды. Их отпугивала страшная тайна, поселившаяся в девочке, но она же притягивала и любопытство. Над девочкой больше не насмехались, говорили с нею осторожно и тихо, а если говорила она — обязательно слушали. Миранду, однако, мало увлекали разговоры. Куда больше радости она получала, в одиночестве гуляя по городу.
Напоенная жизнью столица была полна грозного очарования. Гранитные сорокафутовые стены, выдающиеся бастионами и турелями, ощетинившиеся зубцами; величавый герцогский дворец на холме, опоясанный рвом, в котором жили лебеди; взметнувшиеся над улицами вечно поющие акведуки — все это имело явное и очевидное назначение, потому отталкивало Миранду. Она находила много красоты в таких местах, где никто другой не догадывался искать. Девочка любовалась нежной травкой, что сеточкой проступала меж дорожных камней; медным кувшином со вмятиной, похожей на полумесяц; мхом на стене с капельками росы. Она увлеченно наблюдала, как некрасивая рыжая служанка целует пяточку младенца, и как жирный серый кот отгоняет муху, а та лениво взлетает, чтобы тут же вновь сесть на мохнатое пепельное ухо. Боже, сколько прекрасного в этом мире!