— А теперь сыграй мне, как звучит все это дело.
Миранда перебирала струны, как хотелось ее пальцам. Мужчина долго молча сидел рядом, погружаясь в звуки и в мысли… После вставал и благодарил:
— Стало яснее. Спасибо.
Миранда ощущала в своем сердце нечто новое. Не любовь — ведь она знала, какова из себя любовь: умильная, теплая, уютная, ласковая наощупь, как щенок, взятый на руки. Сейчас было совсем иначе. Жарко, душно, и страшно, и не найти ни единого спокойного места. Раздирало изнутри, когда он был рядом, и снова — когда его не было. Казалось, в груди ее поселилась дикая кошка.
Придворные переменились к ней. Презрение заместилось подобострастием и плохо скрываемой завистью. Мужчины теперь уважительно сторонились ее. Дамы льстили, обсыпали сахарными похвалами, то и дело заговаривали о герцоге:
— Душечка, в каком расположении духа нынче наш милорд?.. Будь так добра, дорогая, замолви ему словечко о…
Миранда окончательно, сокрушительно, нестерпимо запуталась. Впервые ей самой хотелось спросить у герцога… что? О чем спросить?.. Нет, не спрашивать, хоть просто побыть рядом, послушать его… станет светлее, станет легче.
Целый день она искала предлога войти к нему. С утра герцог получил депешу и мучительно долго изучал ее. Затем держал нескончаемый совет, обедал не выходя из зала. Закатывалось солнце… Под вечер он сам вызвал ее. Слова были холодны, напоминали кольчужную ковку.
— В скором времени мне следует отбыть в метрополию. Король вызывает меня вместе с войском — он готовит поход на юг. При самом удачном повороте вернусь спустя полгода.
— Вы хотите, чтобы я сопровождала вас?
— Я хочу, чтобы ты осталась во дворце. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Кошка в груди Миранды четырьмя четверками когтей впилась в сердце.
— Простите, милорд?..
— При власти здесь должен остаться человек, которому я доверяю. Больше всех в этом городе я доверяю тебе. А я буду в долгом походе. Каждый воин знает: скорей вернется живым тот, кого дома ждут. Мне будет светлее, если ждать меня станешь ты.
Горячо, слишком горячо. Каленое железо. Алые угли. Клеймо палача.
— Милорд… простите, милорд… зачем я вам? Я недостойна… Что я могу дать? Что смогу дать ВАМ?
Он взял ее за оба плеча.
— Ты будешь любить меня, как никто другой не умеет. Будешь слушать меня, как никто не слышит. Давать прекрасные советы даже там, где ничего не понимаешь. Петь для меня, рисовать для меня, играть для меня. Смотреть на меня своими печальными глазами, в которых тайна, неразгаданная никем. Будешь ездить в каретах, надевать эти дурацкие помпезные платья, которые нам обоим смешны. Править моими землями, когда я буду в походах. Воспитывать наших сыновей так, чтобы они умели слышать собственное сердце, как ты это умеешь. Что там еще полагается делать герцогиням?..
— Милорд… — она отшатнулась, дрожа, — милорд, я не сумею, не смогу всего этого… Я всего лишь музыкант. Я простолюдинка!
— Ты простолюдинка. Поэтому, в сущности, я мог бы не спрашивать тебя, а взять силой, — некий лучик сверкнул на миг в ее душе при этих словах… и остался незамечен герцогом. — Но с тобою я так не могу. Ты жаждешь иметь выбор, и у тебя он есть. Будешь моей женой?
— Милорд, умоляю, позвольте мне подумать.
— До утра, — с досадой отчеканил он и вышел прочь.
Утром Миранды не оказалось в ее покоях.
Не желая верить худшему, герцог надеялся, что Миранда по своему обыкновению скрылась в каком-то из укромных уголков дворца или сада, что она просто размышляет в уединении. Он тянул до полудня, прежде чем бросить людей на поиски, и тем самым дал беглянке изрядную фору. К вечеру стало ясно, что Миранды нет во дворце и в ближних его окрестностях.
За неделю герцогские гвардейцы обрыскали всю столицу, соседние деревни, леса, придорожные станции и гостиницы — бесплодно. Единственный оставшийся след тянулся в портовый город, из которого за эти дни отбыли десятки судов. Спустя неделю отчаявшийся, мрачный, озлобленный владыка отбыл из столицы.
В это время двухмачтовая шхуна с полным трюмом товара и дюжиной пассажиров на борту ушла уже на сотни миль от берега, влекомая крепким весенним ветром. Стоя на баке, провожая взглядом снежные барашки, бегущие, тающие от борта, Миранда размышляла.
Утром капитан спросил ее:
— Красивая девушка с грудным голосом… От чего ты бежишь? Неужели на родине никто не любит тебя?
И впервые ей захотелось понять себя — умом, не сердцем. Любят, да. И я люблю, не скрою уже даже от себя. Но бегу. От любви ли? От свадьбы? От страха — вернее будет. От страха смысла, долга. От обреченности на любовь и на власть. Или?..