– Что ты делаешь? – закричала она недовольно. – Генри, что ты делаешь?
– То, что мне следовало сделать давным-давно, – сказал Генри, смеясь. – Давай, иди туда, Вилма. Просто скажи этому звать тебя Билли, ты, сука.
Она пыталась повернуться, пыталась бороться с ним. Одна рука метнулась к его запястью, резанув пикообразными ногтями, но они вонзились лишь в воздух.
– Прекрати это, Генри! – кричала она. – Немедленно перестань! Прекрати эту глупость! Я… я закричу!
– Кричи сколько хочешь, – промычал он, все еще смеясь. Он поднял одну ногу, приставил к центру ее узкого и безрадостного зада и толкнул. – Я помогу тебе, Вилма. Эй, вылезай! Просыпайся, как тебя там! Просыпайся! Здесь твой обед! Ядовитое мясо! Вставай! Просыпайся!
Вилма пронзительно завопила, нечленораздельный звук, выражавший скорее ярость, чем страх.
И тут Генри услышал это.
Сперва тихий свист, который мог бы издавать работающий в одиночестве человек, сам того не сознавая. Затем он вырос, взлетев по шкале до оглушительного воя. И неожиданно опустился вновь, превращаясь в рычание… потом в ноющий хрип. Это был крайне дикий звук. Всю свою женатую жизнь Генри Нортрап провел в страхе перед женой, но по сравнению с существом из ящика Вилма звучала, как расхныкавшийся ребенок. У Генри было время подумать: «Боже святый, может, это действительно Тасманский дьявол… это какой-то дьявол, в любом случае».
Вилма начала кричать опять, но на сей раз мелодия была куда приятней, по крайней мере, для ушей Генри Нортрапа. Это был звук крайнего ужаса, ее блузка сверкала в темноте под лестницей, неясный маяк. Она рванулась наружу, и Генри оттолкнул ее обратно, призвав всю свою силу.
– Генри! – взвыла она. – Генриииии!
Она ринулась снова, теперь головой вперед, как атакующий бык. Генри поймал ее голову обеими руками, чувствуя, как тугая, проволочная шапка ее локонов расплющивается под ладонями. Он толкнул. И затем, через плечо Вилмы, увидел нечто, что могло быть сверкающими золотом глазами маленькой совы. Глаза были бесконечно холодными и полными ненависти. Ноющий звук сделался громче, переходя в крещендо. И когда оно кинулось на Вилму, через ее тело пробежала вибрация, достаточная, чтобы отбросить его назад. Перед ним промелькнуло ее лицо, ее выпученные глаза, и затем она была утащена во тьму. Она закричала еще раз. Только раз.
– Просто скажи этому звать тебя Билли, – прошептал он.
Генри Нортрап испустил долгий, дрожащий вздох.
– Это продолжалось… какое-то время, – произнес он. – Прошло, может быть, минут двадцать, и рычание и… чавкающие звуки… прекратились тоже. И оно начало свистеть. Совсем как ты говорил, Декс. Как какой-то счастливый чайник. Оно свистело минут пять, затем замолчало. Я посветил туда фонариком. Ящик был продвинут вперед немного. Там была… свежая кровь. И сумочка Вилмы, из нее все высыпалось. Но оно забрало обе туфли. Забавно, правда?
Декс не ответил. Комната купалась в солнечном свете. Снаружи пела птица.
– Я закончил уборку в лаборатории, – продолжил Генри наконец. – Это заняло еще сорок минут, и я чуть было не упустил каплю крови на одной из ламп… заметил ее, когда уже выходил. Но когда я закончил, там все блестело. Я вернулся к машине и поехал к английскому отделению. Становилось поздно, но я не чувствовал ни малейшей усталости. На самом деле, Декс, не думаю, чтобы я когда-либо в жизни соображал так ясно. В подвале английского факультета был ящик. Это осенило меня в самом начале твоей истории. Один монстр ассоциировался с другим, я полагаю.
– Что ты имеешь в виду?
– В прошлом году, когда Бэдлингер был в Англии… ты помнишь Бэдлингера?
Декс кивнул. Бэтлингер был тем человеком, который обошел Генри в битве за кресло в Английском отделении… частью из-за того, что жена Бэдлингера – веселая, живая и общительная, а жена Генри – мегера. Была мегерой.
– Он был в Англии в свободный год. Привез назад кучу разных вещей. Среди них – гигантское чучело какого-то животного. Его звали Несси. Для детей. Этот сукин сын купил его для своих детей. Я всегда хотел детей, ты знаешь. Вилма – нет. Говорила, они мешают жить.
Короче, оно приехало в огромном деревянном ящике, и Бэдлингер приволок его в подвал Английского отделения, сказал, что у него в гараже недостаточно места. Но выбрасывать ящик он не хотел, тот мог пригодиться когда-нибудь. Наши уборщики использовали его, как громадную мусорную корзину. Когда он заполнялся, его опрокидывали в грузовик в день вывоза мусора, и потом набивали снова.
Думаю, именно этот ящик, в котором чертов монстр Бэдлингера приехал из Англии, навел меня на мысль. Я начал понимать, как бы можно было избавиться от твоего Тасманского дьявола. И параллельно стал думать кое-о-чем другом, от чего я жаждал избавиться.
У меня, конечно, были ключи. Я вошел и спустился в подвал. Ящик стоял на месте. Это была большая, громоздкая штуковина, но там же я обнаружил тележку. Я вывалил немногочисленный мусор и установил ящик на ней. Втащил тележку вверх по лестнице и покатил ее, через аллею и назад в Амберсон.
– Ты не взял машину?
– Нет, оставил ее на парковке у Английского факультета. Ящик все равно не влез бы в нее.
До Декса стало кое-что доходить. Генри, конечно, приехал на MG – престарелом спортивном автомобильчике, который Вилма всегда звала его игрушкой. И если Генри был на MG, то Вилма должна была приехать на Скауте – джипе с откидным верхом. Куча свободного места, как гласит реклама.
– Я никого не встретил, – продолжал Генри. – В это время года – и ни в какое другое – кампус абсолютно пуст. Все складывалось просто адски безукоризненно. Мне не попалось ни единой пары фар. Я вернулся в Амберсон Холл и спустил Бэдлингеровский ящик вниз. Оставил его на тележке, обращенным открытой стороной под лестницу. Затем поднялся обратно и достал в чулане уборщика длинный шест, который они используют, чтобы открывать и закрывать окна. Теперь эти шесты есть только в старых зданиях. Я спустился назад и приготовился извлечь ящик – твой Паэллский ящик – из-под лестницы. И тут мне стало не по себе. Видишь ли, я понял, что у ящика Бэдлингера нет крышки. Я замечал это и раньше, но лишь теперь осознал это. По-настоящему.
– И что ты сделал?
– Решил рискнуть, – сказал Генри. – Я взял шест и вытянул ящик наружу. Я обращался с ним так бережно, словно он был полон яиц. Нет… словно он был полон банок с нитроглицерином.
Декс выпрямился, уставившись на Генри.
– Что… что…
Генри мрачно взглянул на него.
– Я впервые рассмотрел его как следует, не забывай. Это было ужасно. – Он задумался, затем повторил опять:
– Это было ужасно, Декс. Он был весь забрызган кровью, местами просто пропитан ею. Я подумал о… помнишь те коробочки с сюрпризом, они везде продавались? Нажимаешь на маленький рычаг, и коробка начинает скрежетать и трястись, затем из-под крышки выскакивает бледная зеленая рука, ударяет по рычагу, и крышка с треском захлопывается. Я подумал об этом.
Я вытащил его – о, очень осторожно – и я клялся, что не стану заглядывать внутрь, несмотря ни на что. Но я заглянул, конечно.
Его голос упал беспомощно, словно вдруг утратив всю силу.
– Я увидел Вилму, Декс. Ее лицо.
– Генри, не надо.
– Я увидел ее глаза, они смотрели вверх, прямо на меня. Ее остекленевшие глаза. И я увидел еще кое-что. Что-то белое. Наверное, кость. И что-то черное. Мохнатое. Свернувшееся там. И свистящее. Очень тихий свист. Думаю, оно спало.
Я выдвинул его как можно дальше и просто стоял там, глядя на него, сознавая, что не смогу вести машину, когда позади эта тварь, которая может выскочить в любой момент… выскочить, и приземлиться мне на шею. Поэтому я начал искать что-нибудь – все равно что – чтобы закрыть ящик Бэдлингера.