– Она в больнице. Опять боли в животе.
– Мне очень жаль.
– Она держала твою комнату всю войну, как ты и просил. А я вытирала там пыль каждый день. В ней все осталось по-прежнему.
– Отлично, – сказал Гиббс. – Пожалуй, я поднимусь наверх…
Но он остался на месте. Мария наполовину загородила дверной проем, так что ему пришлось бы протискиваться мимо нее, чтобы войти внутрь.
– Простыни чистые, свежие, – сказала она. – И я убедилась, все на своих местах.
– Спасибо.
– Я знаю, как ты относишься к своим вещам. Я никому не разрешала их трогать.
– Хорошо, спасибо.
– Ты выглядишь усталым, Фрэнк. Ты должен немного развлечься. Сходить на танцы, и вообще.
– Хотела бы потанцевать со мной?
– Конечно хотела бы, Фрэнк.
– И тебе не будет… неуютно рядом со мной?
– Конечно нет, что за глупость!
Наступила неловкая пауза. Потом Мария спросила:
– Чем планируешь заняться, Фрэнки?
– Ничем особенным, – сказал Гиббс. – Хочу немного порисовать…
– Порисовать? Ты?
– Да, я. А что?
– Но, Фрэнк, ты же можешь зарабатывать миллионы!
– Я просто хочу немного порисовать.
– Ну да, можешь себе позволить, – согласилась Мария. – Наверняка же на войне хорошо платили. Могу поспорить, ты получал больше, чем генералы. И это справедливо – с учетом того, что ты сделал.
Гиббс неопределенно улыбнулся, протиснулся мимо нее в дверь и начал подниматься по лестнице.
– Фрэнк…
– Что, Мария?
– Не хочу докучать прямо сейчас, да и вообще не люблю просить…
– Может быть, позже? – Гиббс стал подниматься быстрее.
– Фрэнк, это насчет моей матери. Не думаю, что в больнице ее вылечат. И лечение очень дорогое! Невероятно дорогое.
– Доктора знают, что делают.
– Ты не вылечишь ее, Фрэнк?
Гиббс повернулся на лестнице:
– Я не могу.
– Знаю, можешь. Ты вылечил у матери опухоль тот раз. Она не должна была никому рассказывать, но я ее дочь…
– Я завязал! Все это в прошлом. Теперь я обычный человек и собираюсь стать художником.
– Фрэнк, ну пожалуйста, – взмолилась Мария, – тебе же достаточно щелкнуть пальцами.
– Как ты не понимаешь? Я не могу быть третейским судьей. Не могу выбирать. Если я дам одному, то должен дать всем. А я не могу дать всем. Когда-то я выполнял все, о чем меня просили. Но я устал быть не таким, как все. Теперь я принадлежу самому себе и просто хочу жить как остальные!
– Так ты не поможешь? Всего-то щелкнуть пальцами.
– Я не могу!
– Не думала, что это тебя так смутит. Особенно после того, что ты сделал.
Гиббс побледнел и впился в Марию глазами.
– Конечно, ты можешь убивать, убивать, убивать, если тебя попросит важная шишка. Но ты не вылечишь обычную болезнь. Не буду я встречаться с таким уродом! – Мария сорвалась на крик.
Гиббс медленно спустился по лестнице и подошел к двери.
– О, Фрэнк, прости меня. Я не хотела это говорить. Само сорвалось с языка.
Гиббс открыл дверь.
– Ты же вернешься? На самом деле я не считаю тебя уродом, Фрэнки…
Гиббс вышел и закрыл за собой дверь.
Он сидел на скамейке в небольшом городском парке. Подошли два пацана и уставились на него.
– Эй, вы же Гиббс?
– Точно, это он. Эй, мистер Гиббс, как вам было в космосе?
– Одиноко, – ответил Гиббс.
– Там тепло или холодно?
– Ни то ни другое.
– И сколько вы там летали?
– Недолго. Это была разведка.
– А как вы дышали?
Гиббс промолчал.
– Земляк! А как было на Марсе?
– Одиноко.
– Эй, а покажите какой-нибудь трюк.
– Да! Что-нибудь из вашего репертуара. Ну же!
Гиббс потер глаза.
– Пожалуйста, мистер! Ну хоть что-нибудь!
Выпивохи из бара Джо подошли плотной группой, щурясь от солнечного света.
– Шкеты, проваливайте! – рявкнул Шустрила. – Катитесь подальше! О, кого я вижу! Фрэнки…
– Привет, Эдди, – сказал Гиббс.
– Ты не забыл нас?
– Конечно нет, – сказал Гиббс. – Привет, Джо… Джим… Стэн… Не уверен, что знаю этого господина…
– Я Томми Затычка. Учился на два класса младше. Но я помню вас, мистер Гиббс.
– Это ж сколько прошло времени, – покачал головой Метис. – Не забыл те деньки, Фрэнк?
– Я все помню.
– Тогда мы были неразлейвода, – сказал Джо.
Гиббс улыбнулся.
– Конечно, мы подтрунивали над тобой, Фрэнк, потому что ты был не такой, как все, – сказал Дилижанс. – Но на самом деле мы любили тебя.
– Это факт, – подтвердил Шустрила. – Нет друзей лучше, чем друзья детства. Да, Фрэнки?