Уже спускались в череде других повозок под горку, когда гелиос поднялся из-за восточных холмов, как бронзовый, пущенный рукой дискобола диск, но который упадёт за горизонт лишь к вечеру, совершив свой полёт по небесному кругу.
Джамна откинула занавесь.
— Госпожа приказала оставить открытой, будем обозревать окрестности... Да и ты с нами можешь перекинуться словцом...
Радогаст улыбнулся и чуть левее от дороги увидел странную процессию: шли с громким пением, ударяя в систры, обритой макушкой в белых тогах мужчины. Двое из них впереди несли огромную живописную картину. Подъехав поближе, ант уже смог разобрать, что на ней нарисовано. А нарисовано было тонущее судно в бушующем море и усталые, лежащие в разных позах на берегу моряки.
Встретив удивлённый взгляд слуги, молодая Августа охотно пояснила:
— Это идут в храм Изиды поклониться богине, покровительнице мореплавателей, спасшиеся после кораблекрушения люди. Они обязательно бреют макушки и нанимают художника, который с их слов рисует картину их спасения. Каргину они поставят в храме к ногам статуи, изображавшую Белую Ио, как называют Изиду греки, принесут ей жертвы, а сами останутся в храме на девять дней, чтобы поклоняться спасительнице и назначать там любовные свидания.
— Можно подумать, что в Анконе живут одни только язычники, — подала голос молчавшая до сих пор Джамна.
О чём она думала?.. Может быть, о своей судьбе?.. Этим морякам, спасшимся после бури, есть чему радоваться: они поют, бьют в систры, их ожидают дни, полные женских ласк и наслаждений. А что ожидает её, бедную сироту, полунумидийку, полуеврейку?.. Страх и, скорее всего, смерть?.. Да, она тоже любит свою госпожу не меньше, чем этот красивый ант... Только сейчас девушка обратила на него внимание, раньше она смотрела на этого раба как на пустое место. А сейчас Радогаст проявлял совсем не рабские навыки, а умение свободно держаться, распоряжаться, быть хозяином своего и их положения. Он уверен в себе, не глуп, рассудителен, не зря Евгений выбрал его как мужчину в сопровождающие Гонории. А что делает Антоний?.. Джамна дала бы многое, чтобы увидеть во гневе евнуха, которого так ловко провели... Провели и Галлу Плацидию. Но оба они умеют мстить...
Поделилась мыслями с молодой Августой. Та лишь ответила:
— Радогаст правильно сказал: «Утро вечера мудренее...» Не будем гадать, милая... Что было — увидели, что будет — увидим...
По мере продвижения на запад, к Риму, Джамна заметила, что всё больше и больше стали попадаться христианские базилики с крестами на золочёных куполах крещален, блистающих ярко, как и само гелиос-солнце.
Поздно вечером вместе с другими Радогаст остановил лошадей у ручья, выпряг их, задал корм, поужинали сами и заночевали. Отдохнув, рано утром снова выкатили на дорогу, а ближе к обеду им предстояло пережить настоящий страх.
Акинак Радогаст держал при себе, лук он положил под сиденье, чтобы в случае надобности быстро выхватить его и колчан со стрелами. Ант уже привычно правил лошадьми, Гонория и Джамна подрёмывали; вдруг впереди Радогаст заметил какое-то движение — повозки подались правее к обочине дороги, и вскоре из-за холма вынырнули навстречу вооружённые всадники. «Стражники! — пронеслось в голове у анта, и он непроизвольно схватился свободной рукой за рукоять короткого меча, спрятанного под паллием[32].
Вот уже первый всадник (по золочёному шлему и богатой конской сбруе видно было, что это начальник) почти поравнялся с их повозкой, и тогда Гонория с облегчением вздохнула, узнав в начальнике не командира стражи, а декуриона турмы — конного воинского подразделения, состоящего из сорока верховых.
Оставив после себя густое облако пыли, они ускакали в сторону Анконы.
Через два дня повозка перевалила скалистые Апеннины, и на этой стороне гор беглецы оказались будто в самой середине лета, хотя ещё только наступала весна: солнце грело так, что если бы верх повозки был полотняным, то Гонория и Джамна задохнулись бы от духоты, а плетёнка из ивовых прутьев пропускала воздух и не накалялась от жары... Кстати, эти повозки употреблялись не только у галлов, но и у восточных славян — поэтому Радогаст и выбрал такую...
Дорога вдруг сделала резкий поворот, проехали ещё две-три мили и очутились на самом берегу Тибра; берег оказался крутой, поросший деревьями с редкими кронами, в промежутки которых можно было узреть снующие по воде рыбацкие челны и степенно плывущие под равномерными ударам вёсел барки, перевозящие строительные песок и глину, уголь, бочки с солониной, зерно.