— Сядь, племянник.
Лицо дяди было суровым, и сердце Пьера забилось.
— Пьер, ты доставляешь слишком много неприятностей твоему дяде аббату и мне. Я должен был покинуть короля, чтобы разыскать тебя.
— Прошу прощения, монсеньер… — Пьер запнулся, но потом набрался смелости: пусть будет что будет. — Вы напрасно беспокоились. Я не вернусь назад.
Шабо нахмурился.
— Серьезный разговор, племянник.
Он сделал знак камердинеру, и тот налил два кубка вина. Шабо подтолкнул один из них Пьеру.
— И это все из-за наказания розгами? Здесь ты мог встретить гораздо худшее.
Пьер вспыхнул.
— Я уже встретился с вашими доблестными солдатами.
Адмирал искоса взглянул на него и шевельнул бровями.
— Как ты их нашел?
— Я все время шел по их следам, — честно ответил мальчик. — Но я убежал вовсе не из-за наказания розгами.
— Из-за чего же тогда?
— У меня нет желания становиться священником с протертыми коленями и выбритой макушкой. «Святой отец, могу я попросить прощения за опоздание к молитве? Святой отец, позвольте сесть?»— Пьер был так возмущен, что забыл обо всем.
Шабо, все время пристально разглядывавший его, потер подбородок.
— И кем же ты хочешь стать? — спросил он немного погодя. — В его голосе было нечто, что заронило первую искру надежды в сердце Пьера. Он боялся отвечать, чтобы не загасить эту искру.
— Я хочу драться за моего короля, — тихо ответил Пьер.
Адмирал улыбнулся.
— Я уважаю брата твоей матери, аббата, хотя у него иные пути службы Его Величеству.
— Он хочет, чтобы я поступил так же.
Адмирал удивленно поднял брови.
— Уж больно ты скор. И знаешь, я думаю, что эта стремительность послужит гораздо лучше армии, чем церкви. — Он тепло рассмеялся. — Кажется, аббат потерял новообращенного, а Марс обрел его.
— Вы имеете в виду?.. — Пьер запнулся, боясь обнаружить чрезвычайное волнение.
— Я имею в виду, что беру тебя под свою опеку, Пьер. Ты будешь обучаться всему необходимому, чтобы стать настоящим рыцарем и солдатом короля!
Пьер подался вперед, сверкая глазами.
— Монсеньер…
Но Шабо сдержал его порыв.
— Я в долгу перед тобой, сын мой, потому что позволил столько лет глушить эти благородные порывы.
Весь остаток разговора Пьер пытался сдержать свои чувства, перехлестывающие через край. За всю его недолгую жизнь никто не слушал и не верил ему, кроме маленькой девочки. Но теперь великий адмирал, брат его отца, назвал его своим сыном.
— Монсеньер, — наконец уверенно сказал мальчик, не боясь теперь быть непонятым. — У меня есть девушка. Ее дядя — мессир де Роберваль…
«Дядя адмирал наверняка знает Роберваля, — задним числом подумал Пьер. — А дядя аббат был слишком удален от двора».
— Из-за этой девушки ты был побит, не так ли? — спросил Шабо, с симпатией изучая вспыхнувшее лицо Пьера.
— Да, но это была всего лишь детская игра, монсеньер. Она — мой единственный друг, клянусь вам.
Шабо был глубоко тронут. Даже мадам де Роберваль в полной мере не могла оценить его отзывчивость. Даже из уважения к королю он не нанес бы удара по чувствам стоявшего перед ним юноши.
— Ты станешь ее кавалером, — сказал он. — Но сначала тебя должны посвятить в рыцари, а для этого придется кое-что сделать. Я думаю, что вы не слишком стары, чтобы немного подождать.
Пьер упал к его ногам.
— Только когда я почувствую вашу шпагу над моей головой, только тогда, когда я удостоюсь чести стать рыцарем, я вернусь к ней…
Адмирал кивнул, улыбаясь. За четыре года он вырастит прекрасного кавалера для юной жены горбуна.
При свете одинокой свечи Пьер писал свое первое любовное послание.
«Моя дорогая, прости меня, что я не смог попрощаться, но все, что происходит — происходит к лучшему. Я отправляюсь в Париж со своим дядей адмиралом, чтобы стать рыцарем. Скучай обо мне, но помни, что через три-четыре года я вернусь за тобой…»
ГЛАВА 14
Маргерит вышла в сад, в котором витал аромат роз, маргариток и великолепного белого боярышника. Она заморгала от яркого солнца, а потом протянула руки, как бы пытаясь вобрать часть этого великолепия. Но все это было не для нее. С тех пор, как она услышала о наказании Пьера и его исчезновении, ей стало казаться, что она — заключенный, а цветущие лужайки, сад и лес стали врагами, стерегущими ее.