В тот же день хозяин ярмарки вручил ему месячную зарплату со словами:
– Извини, Фелпс. Теперь, когда ты стал таким толстым, ты мне больше не нужен.
– Разве я не гожусь больше для вашего балагана? Ведь вы всегда были мной очень довольны.
– Был. А теперь нет. Ты сидишь и не делаешь того, что тебе положено.
– Давайте, я буду у вас Толстяком.
– У меня уже есть Толстяк. Толстяки и гроша ломаного не стоят. – Хозяин смерил его взглядом сверху донизу. – Хотя вот что. Если бы у тебя была татуировка… А то с тех пор, как в прошлом году умер Галери Смит, у нас не было такого человека…
Это было месяц назад. Четыре коротких недели. От кого-то он узнал, что где-то далеко, в деревеньке на холмах, жила старушка. Как о ней говорили, мастер своего дела. Так что, если он поедет по проселочной дороге и повернет у реки направо, а потом налево…
Он пересек желтую луговину. Выжженная солнцем трава хрустела под ногами. Красные головки мака качались на ветру, склоняясь до земли. Он подошел к старой хибарке, которая выглядела так, будто простояла тут под дождями и ветрами не одну сотню лет.
Открыв дверь, он увидел пустую, без мебели, комнату, в центре которой сидела древняя старушка.
Глаза ее были словно сшиты красной просмоленной нитью. Нос был заклеен черным воском. Уши ее, казалось, ничего не слышали – будто порхающая стрекозой штопальная игла лишила ее всех чувств и ощущений.
Она сидела, не шевелясь, в пустой комнате.
Вокруг толстым слоем лежала желтая пыль, по которой много недель не ступала нога человека; если бы старушка двигалась, то остались бы ее следы. А следов-то и не было.
Ее руки касались друг друга, как тонкие проржавевшие инструменты. Ступни ног были обнаженными и грязными, как галоши.
А вокруг расположились пузырьки, бутылочки, флакончики с жидкостью для татуировки – красной, ярко-голубой, коричневой, желтой.
И только губы ее, незашитые, начали шевелиться.
– Входи. Садись. Я здесь одна.
Но он не послушался ее.
– Ты пришел за картинками, – сказала она высоким голосом. – Но сначала я покажу кое-что.
Она широко открыла ладонь.
– Смотри! – выкрикнула она.
Это был вытатуированный портрет Уильяма Филиппуса Фелпса.
– Это же я! – воскликнул он.
Ее крик остановил его у дверей.
– Не убегай!
Он застыл у порога спиной к ней.
– Это я, это я на твоей руке!
– Этой картинке уже пятьдесят лет. – Она поглаживала ее рукой, лаская, как кошку, снова и снова.
Он повернулся.
– Это старая татуировка.
Он подвинулся к ней поближе. Потом еще приблизился, склонился над картинкой и, моргая, смотрел на нее. Он вытянул дрожащий палец, чтобы потрогать картинку.
– Старая. Но это невозможно! Ты не знаешь меня. Я не знаю тебя. Твои глаза, они сомкнуты.
– Я ждала тебя, – сказала она. – И многих других.
Она показала свои руки и ноги.
– На них изображены те, кто уже приходил ко мне. А вот здесь, на этих картинках, те, кто навестят меня в следующие сто лет. И ты, ты пришел.
– Но как ты узнала? Ты же не видишь!
– Я чувствую тебя, как чувствуют львы, слоны и тигры. Расстегни свою рубашку. Я нужна тебе. Не бойся. Мои иглы так же чисты, как и руки доктора. Когда я закончу расписывать тебя, я буду ждать, когда придет еще кто-нибудь, кто во мне нуждается. Хорошо, что ты пришел. Однажды, возможно, лет через сто, я пойду в лес и лягу там под белыми грибами, а весной ты увидишь на этом месте маленький голубой василек.
Он начал расстегивать пуговицы на рукавах.
– Я знаю Далекое Прошлое, Светлое Настоящее и еще более Далекое Будущее, – шептала она.
Ее глаза были поражены слепотой, а лицо было обращено к человеку, которого она не видела.
– Ты видел картинки на моей коже. И у тебя будут такие же. Ты будешь единственным настоящим Разрисованным во всей Вселенной. Ты увидишь удивительные картинки, которые никогда не забудешь. Я оставлю на твоей коже картинки Будущего.
И она уколола его иглой.
Он помчался обратно на ярмарку, в балаган, опьяненный страхом, но в приподнятом настроении. О, как быстро эта старая колдунья расписала его цветными рисунками. Он сидел и чувствовал, как ее волшебные иглы колют и жалят, точно осы. А потом его усталое тело ожило. Он стал весь такой цветистый и узорчатый, словно его пропустили через типографский пресс, печатающий цветные изображения. Он оказался в дивном одеянии из троллей и ярко-красных динозавров.
– Посмотри на меня! – крикнул он Лизабет.
Он сорвал с себя рубашку. Она подняла голову от туалетного столика и взглянула.
Он стоял перед ней полуобнаженный, при свете электрической лампочки, свисающей с потолка их передвижного домика на колесах, выставив вперед свою невероятно обширную грудь. Чего только на ней не было!
Вот начала скакать полудевица-полукоза, как только задвигались его бицепсы. А здесь, на подбородке, разместилась целая Страна Потерянных Душ. В этих многочисленных жировых складках, напоминающих меха аккордеона, притаилось множество маленьких скорпионов, жучков, мышек. Они сталкивались, давя и уничтожая друг друга, прятались, выглядывали из-за укрытий, снова исчезали, когда он поднимал или опускал свои подбородки.
– Боже мой! – воскликнула в ужасе Лизабет. – Мой муж – какое-то чудище!
Она выскочила из домика, и он остался один, лицом к лицу с зеркалом.
Зачем он это сделал? Чтобы найти себе работу? Да. Но, в основном, для того, чтобы скрыть свою полноту, жир, наросший в огромном количестве на его костях. Спрятать жир под слоем красок и удивительных фантазий, спрятать его от своей жены, но больше всего от самого себя.
Он подумал о последних словах, сказанных старушкой. Она нанесла ему на кожу два особых рисунка: один – на груди, другой – на спине, но не позволила посмотреть на них. Она покрыла их кусочком ткани и закрепила липким пластырем.
– Тебе нельзя смотреть на эти два рисунка, – сказала она.
– Почему?
– Ты можешь взглянуть на них, но только позже. На этих картинках – Будущее. Сейчас их нельзя увидеть, иначе ты их испортишь. Они еще не совсем закончены. Я нанесла краску на твою кожу, и пот, который она выделяет, доведет дело до конца. Картинка Будущего – это отражение твоих мыслей, а пот лишь поможет завершить ее.
Она усмехнулась беззубым ртом.
– В следующую субботу, вечером, ты можешь объявить: «Открытие Тайны! Смотрите, как Разрисованный открывает Тайну!» Таким образом ты сможешь зарабатывать деньги – ты будешь выставлять свою Тайну напоказ, как картину в Художественном музее, и брать за это деньги.
Скажи им, что у тебя есть картина, которую даже ты сам никогда не видел, которую еще никто никогда не видел. Самая необычная из всех написанных картин. Почти живая. И к тому же, она предсказывает Будущее. Пусть бьют барабаны и играют трубы, а ты будешь стоять и открывать людям Тайну.
– Это неплохая мысль, – сказал он.
– Но приоткрой только картину на груди, – посоветовала она. – Она будет первой. А картинку на спине сохрани под липким пластырем до следующей недели. Понятно?
– Сколько я за это должен?
– Нисколько. Ты мне ничего не должен, – ответила она. – Если ты будешь ходить с этими картинками, я буду вознаграждена. Я буду сидеть здесь следующие две недели и думать о том, насколько умны мои создания, ибо я расписываю их так, чтобы они соответствовали каждому человеку и его внутреннему миру. А теперь иди и никогда сюда не возвращайся. Прощай.
– Эй! Открытие Великой Тайны!
Вечерний ветер раздувал написанную красным вывеску:
"НЕОБЫЧНО РАЗРИСОВАННЫЙ ЧЕЛОВЕК!
РОСПИСИ У ЧЕЛОВЕКА В КАРТИНКАХ БОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫ, ЧЕМ КАРТИНЫ МИКЕЛЬАНДЖЕЛО!
СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ!
ПЛАТА ЗА ВХОД – ОДИН ШИЛЛИНГ!"
И наступил тот час. Субботним вечером собралась волнующаяся толпа, переминающаяся на горячих, нагретых солнцем древесных опилках.