Я вспоминаю, как мы совершенно случайно несколько раз подряд встретились в третьем вагоне, вторая дверь ровно в 19:20. Встречи стали повторяться и перешли в ежедневные. Мое нетерпеливое ожидание конца рабочего дня вознаграждалось его кокетливой полуулыбкой и светящимися глазами, которыми я наслаждалась в течение сорока минут, пока поезд вез нас в другой конец города по своим домам. Мы молоды, мы флиртуем и мы, возможно, влюблены, кто знает?
Я тяжело вздыхаю и отхожу от двери, когда движение замедляется, и пассажиры на новой станции заходят в вагон. Становлюсь все более раздраженной, когда люди толкают меня или задевают сумками и рюкзаками. Но все это отступает, когда я вижу на платформе его. Его руки в карманах брюк, куртка расстегнута до середины груди и на губах та же милая полуулыбка. Я не могу сделать и шага, в изумлении смотря на него, когда он делает шаг вперед за пару секунд до того, как двери закрываются.
– Сделаем новую традицию? – спрашивает он, оказываясь в паре сантиметров от меня. – Может быть, мы выпьем кофе?
Поезд резко срывается, толкая меня в его объятия. Запах его парфюма, сильные руки на моей талии и я согласна на весь кофе мира, если рядом с ним.
18/11/14.
9.
Снег застилает все лобовое стекло, и печка с трудом согревает салон, пока мы сидим в машине. Тишина давит на уши, но ни один из нас не нарушает ее. Мои руки скрещены на груди, в то время как его лежат на руле, ладонями сжимая кожаную обивку так, словно в любой момент он готов сорваться с места и рвануть вперед. Это не его машина. У него нет прав. Он даже не закончил автошколу, а уже возомнил себя чертовым крутым автогонщиком.
Я смотрю прямо перед собой на слабые попытки дворников убрать снег, прежде чем окно залепит полностью. Мои пальцы ледяные и еле сгибаются. Он замечает мою попытку сжать руки в кулак и тихо вздыхает, опуская взгляд вниз. Его плечи словно опадают, и он теряет свою видимую уверенность.
— Ты настолько зла, что еле держишься, чтобы не ударить меня?
Его голос сиплый и тихий, когда он задает свой вопрос. Он все еще не поднимает голову, но смотрит на меня исподлобья. Я резко поворачиваю голову в его сторону.
— Ох. Твои губы уже посинели от холода. Вот, держи.
Он снимает с себя кофту и протягивает мне, оставаясь в одной футболке. Я отказываюсь брать ее, ведь тогда он замерзнет тоже, но он не принимает моих возражений. Я вижу, как он ежится, и мурашки проступают на его коже, но старается не подавать виду. Тепло кашемира согревает меня, и я расслабляюсь.
— Почему ты думаешь, что я злюсь на тебя?
Согревшись, я расслабляюсь и начинаю зевать. Мой голос звучит сонно и невнятно, я поворачиваюсь на бок и смотрю на него в ожидании ответа.
— Я всегда думаю, что ты злишься на меня.
Он тихо отвечает и начинает нервно скрести ногтем по кожаной обивке. Его губы подрагивают, а кожа рук покрылась мурашками, но до последнего он не признает, что ему холодно. Я протягиваю руку к его лицу и осторожно прикасаюсь к его щеке кончиками пальцев.
— Так и есть. Ты редкостный засранец. И мы застряли здесь, в лесу, засыпанные снегом, потому что ты забыл заправить машину. Машину, которая принадлежит твоему отцу и он убьет нас за это. А еще у тебя нет прав, что значит, мы даже не можем вызвать эвакуатор.
— Я что-нибудь придумаю, я обещаю, — отчаявшись, он шепчет и поднимает на меня голову. В его глазах стоят слезы, и это разбивает мне сердце. — Только не злись на меня, умоляю. Ты мой самый близкий друг, мой лучший друг. Я не вынесу, если сделаю тебе плохо. Я пойду пешком до заправки и утром я смогу отвести тебя домой. Но, пожалуйста, только не злись, я не могу потерять тебя.
И эти слова словно убивают изнутри.
— Никуда ты не пойдешь, слишком темно и ты нужен мне живым, - я беру его руку и мягко сжимаю ее. — Утром я позвоню брату и он отбуксует нас.
Я слышу, как он тихо шепчет "прости меня, я такой идиот". Лишь крепче сжимаю его руку и включаю печку сильнее. Нам предстоит провести ночь в машине, она должна быть достаточно нагретой.
Когда мы решаем лечь спать, разобрав заднее сиденье и багажник, он садится на коленях и смущенно смотрит на свои руки.
— Мы никогда не спали вместе, — замечает он, улыбаясь. — Это непривычно.
Я сворачиваю рабочую форму его отца в подобие подушки и кладу на нашу "кровать".
— Да, – бормочу я, пытаясь стянуть с себя его кофту через голову. — Я тоже себя так чувствую. Мы можем замерзнуть.
— Я буду греть тебя, — он зевает и ложится на одну половину.
Я ложусь рядом и он кладет свою ладонь мне на поясницу, прижимая к себе. Когда я лбом упираюсь ему в грудь, он переплетает наши ноги, закидывает руку мне вокруг плеч и кладет подбородок мне на макушку.
— Ялюблютебя, мне неудобно, — смущенная своими словами я начинаю кашлять.
— Мне плевать. Спи.
Он прижимается губами к моему затылку и вздыхает. И когда его дыхание становится более размеренным, а я начинаю засыпать, я слышу тихое:
— Я люблю тебя тоже.
08/12/14.
10.
Никогда не писала о тебе. Думаешь, пора?
Это ощущается в воздухе. Между нами. Настолько тяжело, что можно задохнуться. Разбитое вдребезги сердце теперь словно покрыто пластиком.