— У, сволочи, «штатные»!..
На ноге у Кацумы выступил багрово-черный синяк. Ушиб причинял нестерпимую боль.
— За что они так ненавидят нас? — Он опустил ногу в воду, но это не помогло, нога горела точно в огне. От боли, от холода на глаза невольно навернулись слезы. — Нет, правда, за что они так нас?…
— За то, что мы не штатные, а поденные, — пояснил Рюдзи. — Это старая история…
— Ну, вряд ли поэтому… — возразил Мияхара, подкладывая в «керосинку» щепки от разломанного фанерного ящика. — Во-первых, откуда они знают, что мы — поденные?
— Знают, можешь не сомневаться. — Кацума со злобой посмотрел на рабочих, все еще глазевших с палубы. — Лично мне их рожи знакомы. Все им известно.
— Из какой бригады?
— Из первой плотницкой… — Вот сволочи!.. Ну погодите, я вам задам, когда Мицубиси снова наймет нас… Взгрею как следует!
— Да ну? Вот будет здорово накостылять «штатным»!
Все невесело рассмеялись.
— Выходит, — трясясь от холода, продолжал Мияхара, — оттого они бросались в нас гайками, что мы поденные?
— Кто их знает…
— А может быть, оттого, что мы воры?
— И то, и другое… — сказал Кацума.
— Определенно! Оттого, что мы воры… — сказал Дзиро.
Все засмеялись, потом разом умолкли. Вскрыв добытые Дзиро устрицы, они молча сосали мягкое тело моллюска. Устрицы были невкусные, пахли нефтью и прилипали к зубам.
— Поплыли назад!
— Да, пора, скоро прилив…
Рюдзи смочил водой уключины, опустил весла на воду. Плоскодонка, нагруженная десятками килограммов металла, шла довольно легко.
— Осторожней, лодка-то чужая…
Солнце померкло, усилился ледяной ветер. Лодка тихо выскользнула из щели между пирсом и танкером и вышла на морской простор. Волн не было, только при взмахе весел лодку слегка покачивало с борта на борт. Ныряльщики вытерлись, начали одеваться.
— Завтра… опять сюда? — спросил Рюдзи.
Никто не ответил. Все, понурившись, сосали устрицы. Лодка шла вперед в молчании.
Кисё Накадзато
Просчет
Девушка-официантка протерла стол влажной тряпкой и вышла за приборами для ужина. Такагава, не спуская с меня тревожных глаз, не мог усидеть на месте. Я молчал, наблюдая, как от его горячего неровного дыхания постепенно исчезают с пластмассовой поверхности стола влажные полоски.
Мы сидели вдвоем в уютном отдельном кабинете. Мое молчание, как видно, еще больше встревожило Такагаву.
— Обойдется, как ты думаешь?… — На виске у него, как трепещущая птичка, непрерывно пульсирует тонкая жилка. Лицо у Такагавы крупное, длинное, глаза широко распахнуты, тревожно блестят; линялый коричневый свитер заношен не хуже спецовки.
— А? — Я притворился, будто не расслышал вопроса.
Створки сёдзи[15] раздвинулись, и девушка внесла блюдо с тушеной уткой. Такагава недоуменно поглядел на жаркое, потом перевел взгляд на меня.
— Подавать рано, мы ждем директора… — сказал я.
— Нет-нет, господин директор только что сами звонили по телефону, велели передать, чтобы начинали без него, не дожидаясь… Прикажете подать сакэ?
«Не надо!» — хотел было отказаться я, но вместо этого с какой-то отчаянной решимостью выпалил:
— Ладно, принесите бутылочку.
После нескольких рюмок Такагава немного успокоился и даже начал рассказывать с утомительными подробностями, как сегодня утром, когда он шел на работу, какой-то человек бросился под поезд прямо у него на глазах… Внезапно он оборвал рассказ на полуслове.
— Не хочет же он меня уволить?… Как думаешь, а?
— Кто его знает…
По правде сказать, я и сам толком не понимал, что означает это приглашение директора отужинать в ресторане. Меня, например, директор вряд ли сможет уволить единоличным решением — заступится профсоюз; но для Такагавы такое отнюдь не исключено, ведь он «внештатный», работает по временному соглашению, а чтобы уволить «внештатного», в любую минуту найдешь сколько угодно причин.
— Да ты не волнуйся так прежде времени. Когда что-то случится, тогда и думать будем. Я тоже постараюсь помочь.
— Да-да, конечно… — покорно откликнулся Такагава.
— Ну и что же этот твой самоубийца?…
— A-a… — Такагава оживился. — До чего жуткое было зрелище! Представляешь, кровь, куски мяса… Прямо на колесах…
— Да-а, дела…
— У меня сегодня пять часов сверхурочных, так, знаешь, ночью жутковато будет идти домой…