Точно так же знаменитая неспособность либералов и их союзников договориться между собой о едином кандидате или лидере вызвана не амбициями политиков, а все тем же отсутствием массовости. Там, где движение становится массовым, оно стихийно выделяет наиболее сильную организацию или вождя, которые резко отрываются от своих союзников-конкурентов и заставляют их сплотиться вокруг единственно «перспективных» лидеров. Неспособность нынешней российской оппозиции к сплочению вызвана ее очевидной бесперспективностью.
Однако и у власти далеко не все в порядке. Проблемы российской власти связаны не с действиями оппозиции и даже не с ошибками, которые она сама регулярно допускает, а, как ни парадоксально, с ее нынешними успехами.
Российский капитализм перешел в новую фазу развития. Эпоха Путина была временем стабилизации. После хаоса ельцинских лет любой порядок был благом. После чудовищного падения производства и массового обнищания любое экономическое развитие воспринималось как достижение. Рост производства и доходов населения начался, политическая и социальная ситуация в основном стабилизировались. Значительная часть населения выбралась из беспросветной нищеты. Оппозиционные эксперты ссылаются на нежданное счастье в виде доходов от нефти, правительственные чиновники - на собственную мудрость. Но в капиталистическом обществе фазы экономического подъема и спада закономерно сменяют друг друга, а потому любое объяснение представляет собой не более чем упоминание конкретных (более или менее случайных) обстоятельств, через которые реализуется эта общая логика системы.
Разумеется, высокие цены на нефть имеют такое же значение для сегодняшней Российской Федерации, как для царской России - европейский спрос на зерно. Либеральные экономисты из оппозиционного лагеря злорадно предрекают катастрофу, которая непременно наступит после того, как цены упадут. Между тем цены продолжают расти, достигнув в начале нынешнего года нового рекордного уровня - 100 долларов за баррель. Либеральные экономисты, сочувствующие правительству, пугают нас «голландской болезнью», которая развивается оттого, что в стране слишком много денег и слишком хорошо идут дела. В чем состоит пресловутая «голландская болезнь» - никто толком объяснить не может, поскольку Голландия, независимо от колебаний экономической конъюнктуры, оставалась одной из самых эффективных европейских стран.
Если речь идет о «чрезмерно высоких» заработках трудящихся, из-за которых снижалась конкурентоспособность местной продукции (а именно так определяли «голландскую болезнь» правые экономисты, придумавшие этот термин), то нам это совершенно не грозит: в сфере производства отечественные зарплаты остаются скандально низкими.
Реальная проблема состоит не в том, что цены на нефть упадут (хотя рано или поздно они действительно упадут) или доллар окончательно обесценится, а в том, с чем придет отечественная экономика к этому моменту, как будут использованы финансовые ресурсы в период подъема. От того, какие будут приняты решения в ближайший год-полтора, зависит то, что произойдет с нами, когда на смену глобальному подъему придет мировой экономический кризис.
Время еще есть, но его не так уж много. А главное, для того, чтобы государство почувствовало нарастание проблем, нет необходимости ждать наступления мирового кризиса. Население страны уже привыкло к стабильности. Оно надеется на дальнейшее улучшение. А его обеспечить труднее. Зарплаты выросли, но не у всех и неравномерно - встает вопрос о справедливом распределении. Инвестиции увеличились, но возникает дискуссия о том, на что направлять основные усилия. Общество стабилизировалось, но в результате сложились устойчивые классовые отношения и выросло классовое сознание - трудящиеся многих предприятий продемонстрировали это в 2007 году, организуя забастовки и вступая в свободные профсоюзы.
Иными словами, успех 2000-х годов порождает новые ожидания, проблемы, требования и конфликты. Готова ли власть справиться с этими задачами?
Одно дело - преодолевать кризис, совершенно другое - управлять обществом после того, как кризис в целом преодолен.
Требуются другие методы, а зачастую и другие люди. К тому же улучшение ситуации в стране вовсе не означает, что разрешены все структурные противоречия. Например, противоречие между достаточно высоким уровнем образования населения и сырьевой экономикой, которая не особо нуждается ни в образовании, ни в науке. Успех создает иллюзию того, что специально заниматься подобными вопросами не обязательно - положение и так улучшается. А стихийный рост промышленности воспринимается как доказательство «диверсификации экономики», происходящей естественным образом, без всяких специальных усилий.