В 2009 году Россию ожидает стагфляция и рост безработицы, дальнейшее падение цен на нефть - убежден Василий Колташов, руководитель Центра экономических исследований ИГСО. Он отмечает: «Власти надеются на то, чего не произошло в 2008 году - на завершение кризиса. Поэтому антикризисные меры не направлены на принципиальное перестроение экономики, а ограничиваются мумификацией. Все ждут, что мировое хозяйство спонтанно пройдет через кризис и останется прежним. Этого не произойдет». Многие аналитики утверждают, что после кризиса (в 2010-2011 годах) цены на нефть вернутся на прежний уровень, продолжат расти, достигнут $200 за баррель. Происходящие в мировой экономике перемены остаются непонятыми. Глобальное хозяйство не сможет развиваться дальше без революционных преобразований в энергетике. Нефть в будущем останется промышленным сырьем, но потеряет свое значение как энергоресурс.
Мировой экономический кризис не завершится в следующем году. Согласно оценке ИГСО, изложенной в Докладе «Кризис глобальной экономики и Россия» он может продлиться до 2013 года. Ставка на его завершение к концу 2009 года безосновательна. Она влечет за собой лишь бесперспективное расходование валютных резервов страны, уже сократившихся c 1 августа почти на $120 млрд. России для смягчения воздействия кризиса и дальнейшего выхода из него требуется не только поддержка производства, но и стимулирование потребительского спроса. Это означает отказ от всей прежней политики удешевления рабочей силы и переход к техническому перевооружению индустрии. Выжидательная антикризисная политика лишь истощит ресурсы страны, усилив поражение кризисом национального хозяйства.
ЗАГАДКА ОБАМЫ
Давно в Америке не было президента, который бы мог после выборов похвастаться такой поддержкой, как Барак Обама. И дело не только в 52% голосов, а в том энтузиазме, который эта победа вызвала у его сторонников.
Население крупных городов обожает нового лидера страны, его партия имеет большинство в конгрессе, по всему миру расцветает «обамомания». Кто-то из английских журналистов заметил, что в США никогда ещё не было политика, изображения которого носили бы на майках так же, как портрет Че Гевары. Обаме это удалось.
Подобный успех дался не сразу и нелегко. Обаме пришлось преодолеть общий скептицизм американской публики, апатию демократического электората и недоверие афроамериканцев. Это позднее, в день выборов потомки чернокожих рабов воспринимали избрание Обамы как акт исторической справедливости, победу над расизмом. А на первых порах он воспринимался афроамериканской общиной как чужак, не имеющий ни связи с большинством черных граждан Америки, ни представления об их жизни и культуре.
Однако в конечном счете отнюдь не голоса черного населения сыграли решающую роль в победе демократов. Критически мыслящая, образованная Америка увидела в Обаме человека, который сможет повернуть вспять бесконечный марш страны вправо. С момента прихода к власти Рональда Рейгана каждый следующий президент оказывался правее предыдущего. Демократ Билл Клинтон оказался в сфере социальной политики и в международных делах большим консерватором, чем республиканец Джордж Буш-старший. Зато Джордж Буш-младший перекрыл все рекорды всех предыдущих администраций. А Маккейн и вовсе выглядел маргиналом, который ещё в начале праймериз казался явным аутсайдером, не имеющим ни малейших шансов на успех. Так что удивляться надо не его поражению, а тому, что он дошел до финала и проиграл со сравнительно небольшим отрывом (тревожный на самом деле симптом для новой администрации).
Итак, Обама воплощает не просто идею перемен (Change!), но и исторический, как считают его сторонники, перелом. После 30 лет правого марша Америка наконец разворачивается влево. И всё же, что конкретно стоит за этим поворотом?
Как ни странно, толком этого сказать не может никто. Обама считается политиком, который будет выполнять свои обещания, не будет отказываться от своих слов. Но в ходе предвыборной кампании он ничего определенного и не сказал! Мы знаем, что важное место в его экономической программе занимает идея экологической реиндустриализации. Идея действительно очень перспективная: вернуть в Америку промышленность, создать новые рабочие места в материальном производстве, но на новой технологической основе, сделать экологические технологии двигателем хозяйственного развития. Вопрос в том, что при всей актуальности и привлекательности такого подхода он дает ответ далеко не на все вопросы. Что делать с ипотекой, с финансовым кризисом? Какую социальную политику проводить? Что будет с реформой здравоохранения? Какова будет роль правительства, масштабы и формы государственного вмешательства? За всеми этими вопросами стоят реальные интересы и реальные противоречия. Например, общественный сектор в США выплачивает 350 миллиардов долларов в год страховым медицинским компаниям - вот вам половина тех самых денег, которые администрация Буша отчаянно пытается где-то раздобыть для спасения банковского сектора. Деньги эти не идут в медицину как таковую, они не достаются врачам или пациентам, они составляют прибыль страховщиков, являющихся совершенно лишним звеном в системе. Но неужели кто-то добровольно откажется от таких прибылей?
Формируя свою команду, Обама явно отдает предпочтение вполне консервативным демократам, хорошо знакомым публике по администрации Клинтонов. Приглашает даже некоторых республиканцев. Окружение новоизбранного президента постоянно подчеркивает, что надо «снизить уровень ожиданий», что не надо требовать от нового лидера слишком многого и сразу. На вопросы об отношении к текущим делам Обама отвечает, что в Америке может быть только один президент, а потому он не будет вмешиваться в дела управления до того, как Буш покинет Белый Дом. Если до января Буш отвечает за страну, он должен принимать решения не оглядываясь на новоизбранного лидера. Звучит очень благородно, но что стоит за этим в реальности?
В вопросах внешней политики новый лидер тоже не торопится что-то менять, хотя от него и ждут прекращения войны в Ираке, а по возможности и в Афганистане. Никаких внятных планов вывода войск пока не объявлено, а размещение американских станций противоракетной обороны в Восточной Европе он поддержал.
Напрашивается вывод, что обещанные перемены не наступят или будут минимальными, а миллионы восторженных сторонников нового лидера вскоре окажутся глубоко разочарованы. Но и этот вывод на самом деле был бы преждевременным. От политиков вообще и от американских в частности не стоит ожидать слишком многого, но ведь двусмысленность Обамы можно трактовать противоположным образом: он не хочет раньше времени раскрывать карты, пугать врагов, провоцировать сопротивление консерваторов.
И, в конце концов, так ли важно, что запланировал Обама в ходе избирательной кампании. Решения ему всё равно предстоит принимать в крайне неблагоприятной обстановке углубляющегося кризиса. И зависеть они будут не только от его взглядов, но и от соотношения сил. Ведь и Ф. Д. Рузвельт был далеко не всегда решителен и далеко не так убежден в необходимости социальных реформ, как принято считать задним числом. Но на него давила общественность, рабочее движение, фашистская угроза и т. д.
В известном смысле нечто подобное может произойти и с Обамой. Так что главный вопрос не в том, что будет с 44-м президентом США, а как поведут себя участники массового движения, поддержавшего его приход к власти. Если они в соответствии с советом чиновников умерят ожидания, разойдутся по домам и усядутся ждать новостей возле телевизоров, вряд ли из администрации Обамы получится что-либо путное. Но если это движение останется мобилизованным, если оно станет оказывать давление на власть, если оно станет выразителем демократических надежд и социального недовольства, порожденного кризисом, тогда у Обамы есть шанс войти в историю США в качестве одного из немногих прогрессивных президентов.