По сравнению с 1991-93 годами центристы постоянно левеют. Сначала они старались быть «ни левыми, ни правыми», и даже социал-демократы утверждали, что ничего общего с социализмом не имеют. В 1995 году многочисленные центристские блоки уже подчеркивали свою левизну, говорили о социальных проблемах и время от времени произносили слово «социализм».
Регулярные поражения центристов остаются загадкой для политологов. Народ вроде бы хочет центристской программы, а всякий раз, как ему предлагают нечто подобное, - отвергает. Объяснение ищут в неудачах «имиджмейкеров» (помните знаменитого бычка Ваню в телерекламе блока Ивана Рыбкина?), разногласиях лидеров (слишком много блоков с похожей программой), слабости лидеров (люди-то известные, да политики слабые) и т.п. В итоге к следующим выборам появляется очередная группа политиков, готовая попытать счастья на «левоцентристском» поле.
Кто на старенького?
Сейчас опять здесь почти такая же толкучка, как и в 1995 году. Парламентские выборы 1999 года приближаются, а шансы, что они состоятся на самом деле, несравненно выше, чем у президентских выборов. На сей раз и претенденты на социал-демократический электорат вроде бы посильнее. Левоцентристами объявили себя мэр Лужков и пограничный генерал Николаев. Тут же капиталист-коммунист Владимир Семаго создает собственное движение «новых левых», а бывший глава администрации Ельцина и бывший работник Свердловского обкома КПСС Ю.Петров - «движение за новый социализм». Федерация независимых профсоюзов России ещё после выборов 1995 года зарегистрировала «Союз труда». В тот раз он не набрал и двух процентов, но если вы спросите профсоюзных лидеров, они назовут его мощной социал-демократической силой. Ближе к осени появятся и новые претенденты на роль левого центра, но об этом позже.
Поскольку желающих быть социал-демократами опять слишком много, а электорат - один (во всяком случае так утверждают социологи и политологи), приходится учитывать опыт 1995 года. А это значит, нужно договариваться. Легко понять, что в подобной ситуации более мелкие политики стремятся прибиться к более крупным. Лидер уже вырисовывается - Юрий Лужков.
Между тем ясно, что московский мэр вовсе не собирается бросать свой пост ради должности лидера фракции в Государственной Думе. Следовательно, вопрос о формальном лидере остается открытым. Желающие уже обхаживают московского мэра, внушая ему, что именно они смогут оказать своему покровителю самые большие услуги. Поскольку каждый мечтает, что именно его Лужков назначит главным социал-демократом, между собой им договориться трудно. Вполне вероятно, что препирательства продолжатся до выборов, а желанного единства так и не будет. Тем более, что и покровительство Лужкова не гарантирует ни денег, ни голосов. Вспомним, как на декабрьских выборах 1997 года в московскую Думу чиновники городского правительства создали левоцентристский блок «За справедливость». Деньги у них были, а успеха не было. Лужков, естественно, гарантировал победу своих ставленников во всех округах, но подбирал депутатов «штучно» и большинство из них оказались членами совершенно иных блоков. Что же касается регионов, где не Лужков формирует избирательные комиссии, то здесь поддержка столичного мэра может оказаться даже минусом.
Возможен ли «подкуп трудящихся» в России?
Если очередная попытка создания русской социал-демократии закончится так же, как и предыдущие, политологи будут искать объяснения именно в подобных факторах. На самом деле, проблема в другом. Сколько бы политиков ни называли себя социал-демократами, серьезной социал-демократической альтернативы никто ещё не предложил. И причина тому не в отсутствии профессоров, способных написать красивую программу.
Социал-демократия (в современном смысле слова) сложилась в послевоенной Западной Европе, переживавшей экономический подъем. К тому же ещё в начале ХХ века социалисты заметили, что сверхприбыль, получаемая корпорациями в бедных странах, идет на «подкуп трудящихся» в странах богатых. Наконец, социал-демократия всюду развивалась в государствах с сильными и независимыми рабочими организациями, стабильной политической системой и прочными демократическими традициями.
Сегодня социал-демократия на Западе переживает кризис. И это не очередное колебание политической конъюнктуры. Речь идет о «кризисе идентичности»: социал-демократы сами не знают, кто они, чего хотят. Мир изменился, прежних условий нет. Социал-демократические правительства в Англии и Италии ведут себя так, как будто хотят показать, что именно они являются наиболее последовательными представителями правого либерализма. В Германии сегодня социал-демократы, находясь на пороге власти, обещают устранить ими же введенное социальное законодательство, которое либералы и консерваторы не решились тронуть. А традиционные избиратели левоцентристских партий с недоумением и раздражением смотрят на все эти маневры.
Если в Европе дела обстоят так печально, то чего же ждать в России? Попытки решить проблему на уровне пышных общих фраз и центристской риторики ничего не дают. Наш избиратель легко дает себя обмануть, но обманывают его не слова, а лица. Политическая демагогия в России никогда не будет чистым искусством. Мрачный генерал Лебедь или привычные коммунисты вызывают у провинциального обывателя больше доверия, чем все московские профессора вместе взятые. Если бы компартия была радикальна или хотя бы последовательна, центристы могли бы по крайней мере предложить что-то иное, нежели коммунисты. Но состязаться с лидерами КПРФ на поприще оппортунизма - дело заведомо бесперспективное.
А как же быть с «центристским электоратом»? У нас в стране сложилась такая ситуация, что любые, даже самые умеренные изменения возможны лишь ценой грандиозных потрясений. Для социального компромисса нужна работоспособная буржуазия, а не конкурирующие кланы олигархов, перераспределяющие бывшую государственную собственность (либо обслуживающие интересы нескольких иностранных компаний). Господствующая элита великолепно научилась паразитировать на ресурсах страны и удерживаться у власти. Больше она ничего не умеет и именно поэтому ничего не уступит.
Люди инстинктивно понимают, что любая попытка что-то изменить будет сопровождаться серьезной встряской. Этого никто особенно не хочет. То же самое, то исподволь, то в открытую (как во время президентских выборов 1996 года) внушает и пропаганда Ельцина. Именно потому возникает парадоксальная ситуация: почти все недовольны, но всё остается по-старому. Люди предпочитают привычное безобразие неизвестности и страху. Не случайно, после 1993 года левые группировки, пытавшиеся предложить радикальную альтернативу нынешнему порядку, пришли в упадок. Росла лишь Компартия РФ, которая не столько обещала перемены, сколько эксплуатировала растущую ностальгию по советским временам. Лидеры КПРФ уловили суть ситуации куда лучше, нежели центристы: для того, чтобы преуспеть в современной России оппозиция должна постоянно жаловаться на жизнь, не пытаясь её изменить. Это будет созвучно настроениям широких масс.
Однако так не может продолжаться вечно.
За нечаянно бьют отчаянно
В конце своей жизни, размышляя над написанной Сухановым историей революции, Ленин признал, что народ России в 1917 году поддержал большевиков «от отчаяния». Ситуация стала настолько невыносимой, что стремление к переменам пересилило любые страхи. Сегодня Россия движется в том же направлении.
Политический парадокс в том, что в нынешней России «левый центр» может сложиться не справа, а только слева от компартии. В ситуации открытого политического кризиса спрос на «левоцентристскую» программу вполне может появиться, только политики, объявляющие себя «левым центром», никогда не решатся бороться за её воплощение в жизнь - на такое у них не хватит ни смелости, ни масштаба личности. Движение за перемены (если оно вообще возникнет) будет в значительной мере стихийным и «низовым». Нечто подобное мы уже сейчас наблюдаем в ходе шахтерских выступлений. Показательно, что в июле был создан координационный комитет в поддержку шахтеров. Отнюдь не очевидно, что этот комитет сможет перерасти в нечто большее, но показательно, что шахтерское движение стремится выйти за пределы чисто корпоративного. Левая альтернатива сможет возникнуть лишь как своеобразное подобие польской «Солидарности» образца 1980-81 годов.