Уже больше года правительство России пытается провести через Думу свой проект КЗОТа, который и впрямь достоин войти в историю. Мы уже писали на страницах «Новой газеты» про этот удивительный документ. Правительственный проект не только урезает права профсоюзов, не только официально разрешает работодателям шпионить за своими работниками, собирая сведения об их политических взглядах и личной жизни, но еще и открывает возможность для распространения детского труда и постепенного перехода от восьмичасового к двенадцатичасовому рабочему дню. Понятное дело: наше правительство вовсе не настаивает на том, чтобы подобные нормы вводились повсеместно, оно лишь милостиво разрешает компаниям в порядке установления «гибких» трудовых отношений вводить - по соглашению с сотрудниками - двенадцатичасовой рабочий день или нанимать на работу несовершеннолетних. Все в лучших советских традициях - по пожеланиям трудящихся.
В Думу приходят очень симпатичные чиновники, которые в кулуарах объясняют, что тоже болеют за народ и у них просто сердце разрывается при мысли об ужасном положении трудящихся масс. Но что делать, все равно права рабочих нарушаются повсеместно, изменить ничего нельзя, а потому необходимо подобную практику легализовать. Представьте себе правоведа, который с такими же охами и вздохами предложил бы нам легализовать воровство и убийство в связи со слабостью правоохранительных органов.
Мы не единственное место на планете, где с людьми плохо обращаются. Во многих странах работают неограниченное время, без отпусков, а порой и без права отойти в туалет на протяжении трудового дня. По-английски это называется «потовыжималками» - sweatshops. Братский коммунистический Вьетнам предоставил фирме Nike возможность эксплуатировать в своих мастерских двенадцатилетних подростков - все радуются: страна развивается, экономика растет! Но мы, похоже, станем первой страной мира, которая пытается законодательно защитить и обосновать sweatshops, причем делает это путем отмены современных трудовых норм. И еще сделаем это совершенно демократически - через парламентское голосование!
А что профсоюзы? ФНПР объявила правительственный проект «рабовладельческим», «законодательством позапрошлого века», «примером дикого капитализма» и так далее. В противовес правительственному ФНПР через близких ей депутатов в Думе внесла собственный «проект восьми», который призван был стать приемлемым компромиссом для всех. Исаев и Шмаков произносили речи, рассылали по предприятиям инструктивные материалы с призывами дружно встать на защиту «проекта восьми». И вдруг, совершенно неожиданно, руководство ФНПР совершает поворот на 180 градусов, отказывается от «проекта восьми» и создает согласительную комиссию, которая должна будет исправить правительственный вариант. Учитывая все то, что сами профсоюзы говорили об этом варианте на протяжении года, становится очевидно, что исправить его невозможно в принципе. Возникает вопрос: когда лидеры ФНПР обманывали своих сторонников - тогда или теперь? И почему столь неожиданная смена курса?
Ответ достаточно прост. Являясь наследником советских профсоюзов, ФНПР получила огромную собственность, которая постепенно приватизируется в интересах руководства, но одновременно продолжает кормить огромный бюрократический аппарат. Санатории, профилактории, туристические фирмы и еще много всего другого. Один лишь московский Дворец труда (Кривой дом, как прозвали его сами сотрудники) обеспечивает немалые доходы от сдачи помещений и различных базирующихся там бизнес-партнерств. Именно таким образом федерация получает большую часть дохода, а членские взносы кажутся на этом фоне весьма скромными. Помню, как еще в 1994 году Михаил Шмаков, нынешний лидер ФНПР, говорил на заседании Генерального совета федерации, что надо выбирать что-то одно: если собираемся бороться, надо отказываться от собственности. Выбор руководства ясен. Спекуляция недвижимостью выгоднее, чем классовая борьба.
Пока шло предварительное обсуждение КЗОТа, можно было проявлять принципиальность. Но в ближайшие несколько месяцев правительство начинает новую волну либеральных реформ, «вторую шоковую терапию». Дело пошло всерьез, а это резко меняет правила игры. Предшественник Шмакова на посту лидера ФНПР Игорь Клочков поплатился своей должностью за попытку противостоять Кремлю. Нынешние руководители учли этот печальный опыт.
Судя по всему, первоначально руководство ФНПР хотело обменять отказ от борьбы с правительственным проектом на выигрыш времени. Пока согласительная комиссия возилась бы с документом, настала бы осень и прошел съезд ФНПР, на котором нынешнее руководство сохранило бы свои посты. Но Кремль настоял на том, что кодекс будет приниматься в июне. Путин очень попросил, и Шмаков неожиданно быстро согласился. Интересно, какова оказалась цена вопроса? По Государственной Думе упорно ходят слухи, что Шмаков станет следующим министром труда. Починок на этом месте смотрится как-то странно и, надо думать, давно уже подыскал что-то поближе к своей любимой теме - деньгам. Что же до Шмакова, то он играет беспроигрышно. Если все обойдется, он сохранит за собой профсоюзный пост, если же в рядах родной организации возникнет бунт, лидер пойдет на повышение.
Возможно, впрочем, Шмаков по старой привычке хочет заручиться гарантиями кремлевского руководства. Если с помощью Кремля профлидеров назначали, то без санкции главного начальника снимать их тоже не позволят. Хотя, здесь, конечно, могут быть и осечки. Гарантии-то дают, а вот выполнять их…
Все это очень в советской традиции - и наказание невиновных, и награждение виноватых. Вообще советские профсоюзы называли «кладбищем кадров». Похоже, с тех пор многое изменилась и с этого кладбища вполне можно выбраться - даже на теплые места.
Другое дело, как отнесутся к этому профсоюзные активисты. Показательно, что некоторые организации ФНПР уже заявили о своей готовности участвовать в съезде свободных профсоюзов, намеченном на 6 июня в Москве. В связи с этим организаторы съезда даже не знают, как его окрестить. Говорят, что будет съезд реально работающих профсоюзных организаций. То есть тех, кому в отличие от лидеров ФНПР новое законодательство грозит серьезными проблемами.
О БУРЯХ В ТАРЕЛКАХ И СТАКАНАХ
Билл вытащил из холодильника целлофановый пакет, высыпал из него на сковородку фарш, вызвавший у меня не аппетит, а тайное воспоминание о советском общепите. Затем с помощью электрического устройства вскрыл консервную банку, из которой вылил на сковородку какую-то красную жижу. Все это зашипело, забулькало и превратилось в красноватую кашицу, которую Билл тут же слил в пластмассовый таз и прикрыл крышкой. «Кошачья еда», - подумал я и стал оглядываться в поисках кошки.
- Это для моего сына, - объяснил Билл. - Он ничего другого не ест.
Американский средний класс делится на тех, кто ест суши, и тех, кто жрет гамбургеры. Китайские, тайские или японские рестораны, конечно, подороже, чем «Макдоналдсы», но не настолько, чтобы обед в них был недоступной роскошью для человека, имеющего нормальную работу. Однако обыватель предпочитает бигмаки или сандвичи, представляющие собой килограммовые белые булки, разрезанные вдоль и набитые всем вперемешку. Все это запивается какими-то подозрительными химическими напитками, из которых кока-кола, видимо, самый безопасный. Наевшись таким образом, средний американец начинает чувствовать, что что-то не так, и идет в гимнастический зал, бегает, прыгает и плавает, чтобы сбросить лишний вес. После чего очень хочется поесть, и он опять привычно сворачивает в сторону «Макдоналдса».
Отношение к гамбургерам делит Америку на два лагеря. Истинные патриоты считают, что нет ничего лучше булки с котлетами. Космополиты, гуманисты и левые радикалы ведут с гамбургерами непримиримую войну, а потому обедают главным образом в китайских закусочных. Здесь дело не только в симпатии к угнетенному «третьему миру», но и в доступности цен - французская пища многим не по карману, да и приготовить хороший французский обед не так просто. Такого количества французов здесь просто нет. Зато китайцев сколько угодно.