Время от времени журналисты уходили от собственников, создавая собственные кооперативные средства массовой информации - так возникла знаменитая французская «Le Monde», попытавшаяся (и небезуспешно) «навязать» остальной прессе стандарты журналистской этики и объективности. Во многих странах результатом борьбы стали законы, охраняющие права журналистов от собственников так же, как должны охраняться социальные права рабочих от произвола предпринимателей. Точно так же как во многих странах есть законы, обеспечивающие автоматическую (независимо от отношения к ним чиновников) государственную поддержку изданиям, отстаивающим точку зрения меньшинства. Так в Норвегии до сих пор выходит - с цветными фотографиями и на многих страницах - ежедневная газета «Klassenkampen» («Классовая борьба»), некогда основанная маоистами.
Кстати, о классовой борьбе: вопреки собственной риторике, коллектив НТВ, подвергшись нашествию Коха и Йордана избрал вполне пролетарский способ борьбы: запершись на студии, прекратили обычное вещание. Что это? Самая настоящая оккупационная забастовка. Разумеется, не помогло. Да и не могло помочь в обществе, где вообще выиграть забастовку почти невозможно. Если бы в России успешных стачек было побольше, то может быть и судьба НТВ оказалась сегодня несколько иной.
Поражение НТВ - не конец свободы слова в России. Это начало нового раунда борьбы за демократию. И урок, который мы должны извлечь из происходящего предельно прост. Для того, чтобы наши свободы были защищены, надо последовательно отстаивать права граждан. Всех граждан, а не просто группы либеральных журналистов с популярного телеканала.
Если этот урок будет усвоен, то власть еще пожалеет, что расправилась с НТВ. Ибо рано или поздно ей придется иметь дело не с двумя десятками журналистов, а с миллионами людей, научившихся солидарности и готовых бороться за свои интересы.
МЕЖДУ КРИЗИСОМ И РЕФОРМОЙ
Слово «глобализация» стало популярным у нас в стране, как и положено, с опозданием. А именно - в тот момент, когда во всем мире заговорили уже не о становлении новой глобальной экономики, а о ее кризисе. То, что наши публицисты и теоретики заговорили о глобализации позже западных, свидетельствует вовсе не о том, что процесс обошел нас стороной или задержался, а лишь об отсталости нашей общественной мысли.
Хуже того, заговорив о глобализации, наша пресса сразу разделилась на два лагеря. Одни видят в ней неудержимый «естественный процесс», в который надо вписаться, а другие - заговор темных сил против России, с которым надо бороться. И то и другое совершенно не соответствует действительности. Глобализация есть результат неолиберальной экономической политики, восторжествовавшей в мировом масштабе. В результате этой политики не только российский рабочий в большинстве отраслей сейчас находится на грани выживания, но и американские рабочие получают с учетом инфляции меньшую заработную плату, нежели 20 лет назад. Эта политика не направлена против России точно так же, как она направлена против Америки. Просто международный финансовый капитал одержал победу над промышленным. От этого пострадали трудящиеся классы по всему миру. Ясное дело, что более бедные страны страдают больше, нежели более богатые, но тут никакой новости нет, такова логика капитализма.
Сейчас, когда назревает мировая экономическая депрессия, Россия тоже не сможет остаться в стороне. Скорее всего, она пострадает от кризиса меньше, нежели Соединенные Штаты или Западная Европа. Но что значит «меньше» на практике? Наше положение и без того тяжелое. Если оно еще больше ухудшится, будет ли для нас утешением, что кому-то другому тоже плохо. В экономическом и финансовом смысле для Америки калифорнийский энергетический кризис потрясение куда большее, чем для нас катастрофа в Приморье. Но жители Приморья с удовольствием поменялись бы местами с гражданами штата Калифорния.
Рыночная экономика в принципе циклична и в этом смысле предсказуема. В послевоенной Европе и отчасти даже в Соединенных Штатах государство, в соответствии с идеями Дж. М. Кейнса, регулировало хозяйственную жизнь, проводя «контрциклическую инвестиционную политику». Суть ее состояла в том, чтобы резко повышать государственные расходы и инвестиции в период, когда рыночный спрос падает, а затем сокращать их в момент экономического подъема. Это позволяло как бы выравнивать колебания спроса и предложения, обеспечивая стабильное развитие.
Неолиберальные экономисты критиковали эту политику за то, что она, во-первых, ведет к постепенному нарастанию инфляции, а во-вторых, отмечали, что, предотвращая кризисы, государство не мешает «выбраковыванию» неэффективных предприятий. Кризисы необходимы капитализму для поддержания конкурентной динамики и периодического «очищения» хозяйственного организма. Принцип «выживает сильнейший» в полной мере реализуется именно во время депрессии. Когда в странах Южной Азии рухнули местные валюты, а затем столь же стремительно стали снижаться объемы производства, все ожидали, что это начало мирового кризиса. Дальнейшие события, казалось бы, подтверждали это предположение. Кризис стал разрастаться. Вслед за Южной Азией он охватил Россию. После того, как рухнул рубль, финансовые неприятности охватили Латинскую Америку. Был дважды девальвирован бразильский реал, который являлся не просто крупнейшей региональной валютой, но и символом нового экономического подъема на континенте. Международные финансовые центы в этот момент запаниковали, раздались голоса в пользу возврата к регулированию и контроля над глобальным движением капиталов.
Однако спад 1997-1998 года не стал общемировым. Огромные средства были брошены на спасение от банкротства попавших в беду финансовых монстров, правительства начали печатать деньги. Многомиллиардные кредиты были выделены на всевозможные стабилизационные программы, подчас противоречившие друг другу. Неважно, хороши или плохи применяемые методы, но ситуация стабилизировалась. Положение дел стало, как мы знаем, после девальвации национальной валюты улучшаться и в России, и в Бразилии.
Второй «предупредительный звонок» раздался в апреле 1999 года, когда в США резко упали котировки акций фирм, представлявших «новую экономику» (эти котировки объединяет индекс NASDAQ). Поскольку обнаружилось, что большинство этих фирм, занимавшихся предоставлением всевозможных услуг на основе Интернет-технологий, дают незначительную прибыль, падение курса акций немедленно привело к волне банкротств. Однако индекс Доу-Джонса, объединяющий более традиционные компании, устоял. И NASDAQ, пошатнувшись, тоже выровнялся. Спад курсов был оценен как необходимая корректировка, хотя к всеобщему удивлению, корректировки как раз не произошло. Цены на акции уцелевших компаний остались крайне высокими.
После весенней биржевой встряски 2000 года призрак большого кризиса прочно поселился в США. Но никто не знает, где, когда и с чего он начнется. До тех пор, пока экономика США продолжает расти, мировой кризис невозможен. Правда, для России кризис на американской бирже оказался даже благом. Когда в 1999 году, в связи с возобновившимся экономическим подъемом в Азии мировые цены на нефть начали бурно расти, никто не ожидал, что этот рост продлится долго. Благодаря разгону кредитной и биржевой инфляции в США огромные средства на протяжении последних 15 лет во всем мире были изъяты из «реальной экономики» и перекочевали в сферу финансовых спекуляций, главным образом международных. Россия в данном случае не только не была исключением, но, напротив, находилась в первых рядах, двигаясь в ту же сторону, что и США. Правительства искренне верили монетаристским теориям, утверждавшим, что единственными источниками инфляции являются государственные расходы и печатание бумажных денег. А потому мер для сдерживания кредитной и биржевой инфляции не предпринимал никто, более того, ее считали благом и всячески стимулировали. Дело не только в том, что американские фирмы имеют завышенную биржевую стоимость. Происходит это в условиях, когда почти на протяжении 10 лет бумажные деньги не дешевели. Иными словами, спекулятивный финансовый капитал возрастал совершенно непропорционально росту производства и обесцененные безналичные деньги можно до поры свободно конвертировать в полновесную наличность. Нужен был только механизм, который позволил бы это сделать, не обрушив биржу немедленно (если бы все начали продавать акции, на Уолл-Стрит начался бы кошмар). Тот, кто первым найдет решение проблемы, оказывается в выигрыше.