Тяжба лидера компартии и ученого-политолога грозит изрядно затянуться, а в процессе судебного следствия и слушаний может вскрыться еще немало подробностей о невидимой постороннему глазу финансовой деятельности лидеров КПРФ.
http://www.utro.ru/articles/2006/11/09/599798.shtml
9 ноября
P.S. От редакции «Глобальной альтернативы». Судебное заседание 10 ноября по иску Г.А.Зюганова к Кагарлицкому, Жаворонкову и Неживому завершилось заявлением представителя истца о том, что они готовы идти на мировое соглашение. Судя по предварительной информации, Геннадий Зюганов готов отозвать свой иск из Савеловского суда в случае, если Кагарлицкий со своей стороны сделает то же.
ВОЗВРАЩЕНИЕ САНДИНИСТОВ
«Красный пояс» Латинской Америки в очередной раз увеличился. После кризиса в Мексике казалось, что Соединенные Штаты и региональные элиты, напуганные развитием событий в Венесуэле и Боливии, сделают все, чтобы не допустить «левого поворота» больше ни в одной стране, - слишком рискованным становится эксперимент.
Однако то ли передумали, то ли ситуация вышла из-под контроля. Так или иначе, но президентом Никарагуа на очередных выборах избран Даниэль Ортега - лидер Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО), набравший 38,07% голосов.
В качестве одного из руководителей революции Ортега уже был у власти в Никарагуа. Другое дело, что сандинистский режим 1980-х годов не имел единоличного лидера, и этим не только радикально отличался от соседней Кубы, где все замкнулось на харизматической личности Фиделя Кастро, но и вообще выделялся на фоне политической культуры континента с ее неизбежным каудильизмом - культом вождя, присущим в равной мере авторитарным и демократическим движениям.
«Больше всего Ортега сожалеет теперь не о коррупции и неэффективности прошлой cандинистской администрации, а о недостаточном внимании к семейным ценностям » Сандинистская революция оказалась последним социально-политическим конфликтом времен холодной войны. Во многом ее траектория напоминала то, что на несколько десятилетий ранее произошло на Кубе. Диктаторский режим семейства Сомоса, существовавший в маленькой стране с середины 1930-х годов, не пользовался особой популярностью в США.
Вашингтон, разумеется, предпочел бы передачу власти либеральной оппозиции, но неуступчивость и упорство очередного представителя семейного клана - Анастасио Сомосы Дебайле - сделало такой сценарий невозможным.
Политическая ситуация радикализировалась, умеренная оппозиция, объединявшаяся вокруг другого олигархического семейства - Чаморро, - была полностью разгромлена и деморализована. В итоге власть захватили сандинисты, избравшие путь вооруженной борьбы.
Сандинисты, как ранее и сторонники Кастро на Кубе, отнюдь не были коммунистической организацией. Они не были и горячими поклонниками советской модели, не учились в советских партийных школах. Напротив, официальная коммунистическая партия (как и на Кубе в 1950-е годы) вела «легальную работу» под покровительством диктатора и осуждала «экстремистов», скрывающихся в джунглях.
Надо отметить, что вообще в Латинской Америке официальные компартии избегали участия в вооруженной борьбе, предпочитая легальное существование, а иногда и сотрудничество с диктаторскими режимами. Единственным сколько-нибудь заметным исключением является Колумбия, где одна из крупнейших повстанческих организаций - ФАРК - исторически сложилась как вооруженное крыло компартии.
Большинство лидеров сандинизма вышли из традиционной никарагуанской элиты (в этом тоже сходство с кубинской революцией: ведь семья Кастро занимала не последнее место на острове). Собственно, в нищей и дикой стране, какой была и до известной степени остается Никарагуа, иначе и быть не могло.
Молодые люди из аристократических семейств, получив приличное образование (по большей части за рубежом), испытывали стыд, глядя на отчаянное состояние своей родины. Они становились оппозиционерами, а диктаторский режим не оставлял им выбора: чем больше они втягивались в политическую борьбу, тем более радикальными делались их взгляды.
Для левых политиков конца 1970-х годов в Латинской Америке существовало две революционных модели: Куба и Чили. Революция на Кубе выжила и вроде бы победила. Но успех этот был достигнут за счет отказа от демократических свобод. В основу экономики легла неэффективная советская модель централизованной бюрократии, а зависимость от США сменилась не менее жесткой зависимостью от СССР.
Этого пыталась избежать чилийская революция, которая действовала исключительно в рамках демократических институтов, соблюдая каждую букву конституции, приглашая экономических советников из Западной Европы (одним из них был английский советолог Алек Ноув, известный критик централизованного планирования). Однако «мягкий подход» в Чили натолкнулся на жесткий ответ местной олигархии и Вашингтона. Итогом стал государственный переворот 1973 года. Если Кастро благополучно дожил до старости, то чилийский президент Сальвадор Альенде погиб, обороняя свой дворец от путчистов.
Сандинистам многое не нравилось на Кубе, но и повторять судьбу Альенде они не собирались.
Соединенные Штаты развернули против республики настоящую войну, финансируя, обучая и вооружая правых повстанцев - контрас. Экономика страдала от потери традиционных рынков на севере. А попытки наладить отношения с Европейским союзом давали не слишком ощутимые результаты. Европейские страны относились к Никарагуа гораздо более позитивно, чем США, но активной помощи от них не было.
В итоге никарагуанская революция избрала своеобразный «третий путь», на практике колеблясь между демократическими преобразованиями и авторитарными методами. Оппозиционные партии притеснялись, но запрещены не были. Правая газета La Prensa то выходила, то закрывалась, то опять выходила. Цензура спорадически то усиливалась, то ослаблялась.
Официоз сандинистов Barricada, полная речами лидеров и победными реляциями с мест, не сильно отличалась от кубинского официоза Granma или советской «Правды». Но в то же время власти позволили выходить независимой левой газете El Nuevo Diario, которая, поддерживая революцию в целом, регулярно критиковала действия правительства.
Один из парадоксов никарагуанской политики состоял в том, что решающую роль во всех трех газетах играли представители одного и того же семейства - Чаморро.
Политика политикой, но раз в неделю представители клана встречались на семейной вилле и обсуждали текущие проблемы.
Чем более жесткую позицию занимали Соединенные Штаты, тем большей была зависимость от Советского Союза. Последствия этого сотрудничества, как и на Кубе, были двойственными. Помощь из СССР была совершенно реальна. Многие никарагуанцы получили советское образование. И совершенно не очевидно, что вернулись из Москвы или Ленинграда они такими уж поклонниками советской модели. Во всяком случае, не больше, чем Егор Гайдар, который в те самые годы начинал свою карьеру в качестве специалиста по Латинской Америке.
В области образования и здравоохранения были реальные успехи. Да и построенные по советскому образцу государственные предприятия не так уж плохо работали. Но тем не менее вирус бюрократической неэффективности и коррупции поразил никарагуанское общество.
Революционная элита, органически выросшая из все той же старой либеральной элиты, господствовавшей в Никарагуа еще до времен героического генерала Сандино и его убийцы Анастасио Сомосы Гарсиа, теперь все больше проникалась номенклатурным духом. Особняки «слуг народа» становились все более роскошными в условиях, когда населению не хватало буквально всего. Постоянные нехватки товаров официальная пропаганда объясняла вражеской блокадой, а контрреволюционная пропаганда приписывала неэффективности сандинистам и их советским покровителям. На практике имело место и то и другое.