– Ужель о том звенели струны Моей подруги либеральной?! – Воскликнул скальд, меча перуны В картины адрес аморальной.
Был смех толпы ему ответом, Ему, обласканному небом… Я был, товарищи, при этом, Но лучше б я при этом не был.
«Весь обьят тоской вселенской…»
Весь обьят тоской вселенской И покорностью судьбе, Возле площади Смоленской Я в троллейбус сяду «Б».
Слёзы горькие, не лейтесь, Сердце бедное, молчи, Ты умчи меня, троллейбус, В даль туманную умчи.
Чтобы плыл я невесомо Мимо всех, кого любил, Мимо тёщиного дома, Мимо дедовских могил.
Мимо сада-огорода, Мимо Яузских ворот, Выше статуи Свободы, Выше северных широт.
Выше площади Манежной, Выше древнего Кремля, Чтоб исчезла в дымке нежной Эта грешная земля.
Чтоб войти в чертог твой, Боже, Сбросив груз мирских оков, И не видеть больше рожи Этих блядских мудаков.
Мой ответ Альбиону
Ещё в туманном Альбионе Заря кровавая встаёт, А уж в Гагаринском районе Рабочий день копытом бьёт.
Встают дворцы, дымят заводы, Владыка мира правит – труд, И окружающей природы Ряды радетелей растут.
Мне всё знакомо здесь до боли, И я знаком до боли всем, Здесь я учился в средней школе, К вопросам – глух, в ответах – нем.
Здесь колыбель мою качали, Когда исторг меня роддом, И где-то здесь меня зачали, Что вспоминается с трудом.
Здесь в комсомол вступил когда-то, Хоть ныне всяк его клеймит, Отсюда уходил в солдаты, Повесток вычерпав лимит.
Прошёл с боями Подмосковье; Где пахнет мятою травой, Я мял её своей любовью В период страсти роковой.
Сюда а победою вернулся, Поскольку не был победим, И с головою окунулся В то, чем живём и что едим.
Я этим всем, как бинт пропитан, Здесь всё – на чём ещё держусь, Я здесь прописан и прочитан, Я здесь затвержён наизусть.
И пусть в кровавом Альбионе Встаёт туманная заря, В родном Гагаринском районе Мне это всё – до фонаря!
Прощание матроса с женой
Уходит в плаванье матрос, На берегу жена рыдает. Его удача ожидает, Её судьба – сплошной вопрос.
На нём широкие штаны. Он в них прошёл огонь и воду, Но моде не принёс в угоду Их непреклонной ширины.
На ней забот домашних груз, Ночей бессонных отпечаток, Да пара вытертых перчаток, Да полкило грошовых бус.
Мгновений бег неумолим. В преддверьи горестной разлуки Она заламывает руки, Расстаться не желая с ним.
Со лба откинув прядь волос, В глаза его глядит с мольбою. Перекрывая шум прибоя, Целует женщину матрос.
И утерев бушлатом рот, Он говорит, прощаясь с нею, Что море вдаль его зовёт, Причём чем дальше, тем сильнее.
Матрос уходит в океан. Его шаги звучат всё глуше, А женщина стоит на суше, Как недописанньй роман.
Мне эту сцену не забыть – Она всегда передо мною. Я не хочу матросом быть И не могу – его женою.
А.Ерёменко
На Павелецкой-радиальной Средь ионических колонн Стоял мужчина идеальный И пил тройной одеколон.
Он был заниженного роста, С лицом, похожим на кремень. Одет решительно и просто – Трусы, Галоши И ремень.
В нём всё значение имело, Допрежь неведомое мне, А где-то музыка гремела И дети падали во сне.
А он стоял Мужского рода В своём единственном числе, И непредвзятая свобода Горела на его челе.