- Простите, Хозяин, - опустившись перед ним на колени, я подставила шею ему под руки. Он застегнул на ней ошейник. Приподнял лицо за подбородок. Я привычно опустила ресницы, чтобы не смотреть ему в глаза: в ошейнике этого делать не позволялось...
***
Из романа "Моя жизнь - путь к тебе"
***
Тебя я ждать не перестану, Но лишь молю: скорее приходи! Спаси меня от грусти и печали, И сильною рукою обними.
К тебе прижмусь я, как ребёнок, Вмиг позабыв про всё вокруг. И даже долгую ко мне дорогу Тебе я, мой единственный, прощу!
***
Сердце учащённо забилось в груди. Где же ты, мой милый, скорее приходи! Прижми, обними, лаской согрей, Сердце моё ледяное, прошу, отогрей! Всё моё тело - лишь только твоё. Возьми, не жалей, растерзай ты его! И буду потом благодарна тебе - За ласку и нежность, Жестокость и боль, Только бы рядом быть вместе с тобой...»
***
Принадлежать - ЕМУ
Давно искала я себя,
И вот теперь я вновь - живу!
И тело ломит от тоски,
И сердце рвётся из груди.
И каждый взгляд,
И каждый вздох -
Всё посвящается - Ему!
Мне не хватает его рук,
Всегда терзающих меня.
И властный голос: "На колени!" -
Сильней вина пьянит меня.
Его я вешь. Его - раба.
И этим очень я горда.
Всего три слова я скажу,
Но - в них вся Я,
Я вся живу:
Я только ВАМ ПРИНАДЛЕЖУ!
***
рассказ. "Камыши"
Камыши
Он прибежал ранним утром. Расстегнутая летняя рубашка развивалась, словно крылья птицы. Птицы, отпущенной на свободу. Все дела забыты. Обещания-обязанности отложены. И только охапка червяков, розовых и смешно копошащихся в жестяной банке. Только спиннинг, подаренный отцом на день рожденья. И речка. Неглубокая. Спокойная. С зарослями камышей по берегам.
Он зашел в воду по колено. Ощутил приятную прохладу майской воды, нежно обнявшую босые ноги. Первый червячок, умело насажанный на крючок, с тихим всплеском исчез в прозрачной глади речки. Он замер...
К полудню солнце поднялось высоко-высоко. Он, улыбаясь, щурился, глядя на раскаленный диск. Впереди - почти три месяца беззаботного лета. Утренних рыбалок. Ночных походов в поля. И просто мальчишеских игр. В ведерке у его ног, наполовину наполненной речной водой, уже плескались полтора десятка окуньков. Он почти слышал голос бабушки, довольно разбирающей улов: «Вот этот, пузатенький, - на уху, а эту парочку - помельче - Ваське, пусть побалуется, мурлыка...» - он так замечтался, что не сразу заметил гостей. Одиночество было нарушено, и теперь он уже ясно слышал голоса. Из-за камышей, надежно скрывающих его, было видно парочку. На нем был летний костюм в полосочку, она - в легком цветном сарафане.
Он почти не дышал, наблюдая за ними. Звенящая тишина на берегу доносила обрывки фраз, непонятных ему. Но причастность к чему-то взрослому, пусть подсмотренному вот так, невзначай, окрыляла его. И непонятное томление разливалось по всей груди его, опускаясь вниз. Туда, где под легкой тканью начинал расти его маленький «друг». Мужчина что-то пробормотал женщине на ушко, и та опустилась перед ним на колени. Расстегнув молнию на его брюках, она ловко выудила что-то мягкое, и стала ласкать это что-то сначала пальцами-ладонями, а потом, когда «этого» стало чуть больше - взяла в рот.
Он, не сводя взгляда с парочки, нырнул ладонью в свои брюки. Внизу живота разлилась приятная тяжесть. Пальцы обхватили кольцом набухшего «друга», который сейчас совсем не в туалет просился. Он хотел ласки. Так же, как и «друг» того мужчины на берегу. Парочка сменила позиции: мужчина лег на песок, женщина склонилась над ним, встав на четвереньки. И как нарочно, развернувшись так, что ему было видно каждое движение в мельчайших подробностях. Она ласкала набухший член, умело скользя по нему пухлыми губами вверх-вниз, сжимая пальцами его у самого основания. Мужчина лежал, раскинув руки и уставившись в синеву майского неба. Лишь изредка постанывая от наслаждения.
Он закусывал губы, сдерживая свой собственный крик, и рука непроизвольно поддерживала ритм, задаваемый стройной женщиной, стоящей на корточках в каких-то двух десятках метров от него. Первая волна, горячая и густая, вырвалась из его возбужденной плоти, сверкающими капельками повиснув на камышах. Он широко раскрыл рот, пытаясь сдержать крик. Зажмурил глаза. И тут же крупная дрожь - по всему телу. Первый раз.
Перед глазами - пелена. В руках - мелкая дрожь. И бесконечное счастье, ни с чем не сравнимое - во всем теле. А в двадцати метрах - он уже сзади, она по-прежнему на коленях. И стонет. Громко. С наслажденьем. Наверное, все-таки от боли: ведь туда, сзади, наверное, очень больно... Ему показалось, или правда? Мужчина ударил ее по ягодице. Сильно. Звонко. На месте удара остался алый след. Но женщине, кажется, понравилось: она застонала протяжно, как-то нараспев, и он почувствовал мгновенно, как его собственная плоть снова наливается желанием. Как будто отвечая на призыв. И снова - быстро-быстро, уже поймав ритм мужчины, он ласкает своего друга, такого непривычно большого. Твердого. Взрослого. Мужчина теперь уже перекрикивает ее стоны. Раз, еще один, и через мгновение он вырывается из ее плена. Белая, вязкая жидкость падает на ее обнаженную спину. И тут же он падает на колени, не в силах больше сдерживать себя. Скрываясь теперь совсем в густых камышах. И даже не пугает плеск воды, взбудораженной его погружением. Дрожь в коленях. Незнакомый озноб. Горячая волна, через мгновенье накрывающая с головой. И снова - пелена перед глазами. И, обессиленный, едва замечает, как пальцы погружаются в вязкое илистое дно. И - счастливая улыбка. И даже стыд, горящие щеки, уши, как у нашкодившего пацаненка, не перекрывает этого счастья. Счастья приобщенности к чему-то взрослому...